— Но откуда такое имя? — упорствовала я.
— С его родины, — ответила она.
— А где он родился?
— Не знаю.
— Вы хотите сказать, что он не американец?
— Да.
— Откуда он родом?
— Точно не знаю, — сказала она. — Когда он появился на острове, он…
— На острове? На каком острове?
— Маленьком острове неподалеку от Кубы. ’Сье Эмиш привез его.
— А потом мистер Бонд привез его сюда? — продолжала расспрашивать я.
— Да.
— Ах вот оно что! — сказала я, с угрозой надвигаясь на нее как прокурор или как учитель. — Значит, мистер Бонд совершил противозаконный поступок. Да-да, мне отлично известен этот закон. В Оберлине он всем известен. Он нарушил закон, запрещающий ввоз невольников. Рору имеет право обвинить мистера Бонда в том, что тот превратил его в невольника и…
— Невольника, — прервала меня Мишель. — Вот удивился бы Рору, если б его назвали невольником!
— Ну а в таком случае, — я слышала, как иронически сухо, голосом язвительного педагога я это сказала, — как прикажешь его называть?
— Он к’ла, — ответила Мишель и, резко повернувшись, вышла.
Да что такое это к’ла?
Недоуменно размышляя над этим, я вспомнила, что и Мишель не местная, а приезжая с острова, как она сказала, того же самого. Хэмиш Бонд привез и ее, сделав своей невольницей.
Взволнованная своим открытием, я ринулась в холл, а оттуда вниз по лестнице, к спальне Хэмиша Бонда, потому что Мишель, постукивая каблучками, удалилась в этом направлении.
Дверь была отворена, и я остановилась на пороге, первый раз заглядывая в эту комнату — большую, просторную, залитую солнцем, с громадной кроватью красного дерева, шкафом и бюро, роскошными, дорогими, с завитками и позолотой, с предметами мужского туалета и одеждой, разбросанными повсюду с царственной небрежностью. Мишель уже успела поднять сетку и снимала перину и подушки, перестилая постель.
Я бежала к ней со всех ног, чтобы скорее, немедля, поделиться потрясающей догадкой. Но сейчас я мешкала в двери, словно порог был заколдован. Стоявшая с подушкой в руках Мишель подняла на меня удивленный взгляд. Я заговорила, быстро, путано, словно продолжая спор с самой собой:
— …да, вы рабыня, вы сами сказали, что вы esclave, да, сказали, и Хэмиш Бонд привез вас сюда, а это противозаконно, и вы можете протестовать, обвинить его, даже сейчас!
Все это я выпалила торжествующе, единым духом.
Она холодно глядела на меня, так и не положив подушки.
— Почему вы не протестовали? — запальчиво повторила я, подавшись с порога вперед, в комнату.
