Дело Дрейфуса | страница 56



. Еврейские публицисты требовали от рядовых членов общины «…показать уважение к решению военного суда»[160], «…избежать обсуждения; отрезать Дрейфуса от еврейской общины»[161]. В 1895–1896 годах большинство евреев Франции согласны с ними. Они молчат о деле Дрейфуса. Приговор военного суда священен. Один из французских еврейских журналов писал: «Именно они (антисемиты. – Л. П.), которые сохраняют сомнения и колебания относительно решения, и именно они, бесконечно обсуждая, в итоге компрометируют работу самого правосудия»[162].

А на многочисленные нападки антисемитов, обвиняющих евреев во всех смертных грехах – от планов предать Францию Германии до употребления ритуальной крови – евреи отвечали, по выражению Рейнака, «молчанием презрения». Лазар с горечью писал об этом: «Имеется огромное количество евреев, которые сохранили печальную привычку от старых преследований – принимать удары и не протестовать. Склоняться и выжидать, пока не пройдет время»[163]. Лазар тщетно призывает их: «Им следует подняться, объединиться, не разрешая ни на минуту, чтобы их абсолютное право на жизнь было поставлено под сомнение, а вместо этого они не делают ничего»[164].

1897 год. Обстановка в стране все больше накаляется; евреи находятся в осажденной крепости, у которой нет стен, вот-вот должно произойти что-то страшное, и это происходит в 1898 году. Бешеный взрыв антисемитизма заставил французских евреев несколько по-иному оценить свое положение. Вся их выдержка, вся их преданность Франции им ничего не дали. Одна из двух французских еврейских газет меняет тактику. Ее главный редактор писал в эти дни: «Молчание в глазах даже самых интеллигентных людей часто сходит за допущение вины, презрение выглядит как удобный предлог, а если ложь постоянно повторяется, то в нее начинают верить и честные люди, особенно когда против нее постоянно не восстают»[165]. Он призывает евреев быть честными и отдавать себе отчет, что дело Дрейфуса касается каждого из них: «Нравится ли нам или нет, дело Дрейфуса глубоко нас касается. Оно ставит вопрос о самом главном для нас. Кто среди нас от него не пострадал? Кто среди нас может сказать, что оно не изменило его отношений с приверженцами других религий? Все мы не раз замечали, встречаясь с христианами, что разговор немедленно прерывается, как только касается дела Дрейфуса. Какой еврейский офицер или государственный служащий не думал о том, не помешает ли осуждение бьющего капитана его собственной карьере?!»