Когда в наших отношениях стал намечаться разрыв, она предприняла все, чтобы меня удержать: у нее было разрешение на выезд в США — шел 1939 год, на политическом горизонте уже сгущались тучи, — и она предложила мне вместе с ней отправиться в Америку. И это заманчивое предложение я отклонил. Я плохо, очень плохо с ней обошелся. Да простит меня Бог, по-другому я не мог. Позднее до меня дошли слухи, что одна английская леди, которая в одном из пражских кафе была поражена красотой Элли, без лишней суеты забрала ее с собой в Англию. Надеюсь, что там она благополучно нашла свое счастье! Простила ли она меня? Свою вину я уже искупил.
Год спустя я познакомился с Люси. Она не была классической красавицей в прямом смысле слова — она была лучше: у нее был шарм, обаяние, чувство юмора; она была высокоразвитой личностью, по-мальчишески стройная, милая и грациозная, как «Девочка на шаре» Пабло Пикассо. Каштановые локоны обрамляли ее овальное, хорошо очерченное лицо, карие глаза часто игриво блестели и всегда были приветливы. Мы так хорошо понимали друг друга, так непринужденно общались! Ее близость делала меня счастливым, с ней я чувствовал себя беззаботным и всеми фибрами души тянулся к ней. Летом свободное время мы проводили в «Гусином гнезде» и вволю грелись на солнышке. «Сегодня моя мама плавала вместе со мной, ведь я опять надела „неприличный“ белый купальный костюм», — сказала она как-то раз и весело рассмеялась. В ее глазах я прочитал, что нравлюсь ей.
Люси заполнила все мое сознание; первый раз во мне зародилось глубокое, радостное чувство — это была любовь, которая основывалась на внутреннем сходстве; и в мыслях, и в чувствах мы были единым целым. Я понимал, что Люси ждет от меня следующего, важного шага. Но я колебался; будучи мечтателем и фантазером, я всегда старался откладывать принятие важных решений. Я не мог представить, как я, свежеиспеченный инженер без крепкого положения, без отдельного жилья, должен буду обеспечивать нашу семейную жизнь. К тому, чтобы стать продавцом в отцовском деле — отец меня к этому никогда не поощрял, — я не имел ни навыков, ни склонности. Однажды я попытался заговорить с отцом про Люси; я спросил его, что он думает о семье Н. Отец был уставший, рассеянный и проигнорировал мой вопрос.
Так проходили дни и недели. Однажды, когда мы бродили по улицам, Люси сказала напрямую: «Послушай, я познакомилась с одним венгром. Ему, кажется, тридцать пять лет, но он хорошо выглядит, а еще он очень богат». Не придавая никакого значения ее словам, я небрежно ответил: «Зрелый молодой человек». Люси промолчала. Ах, я дурак! Только сейчас, через 50 лет, я пришел к осознанию, что в ее словах содержался немой вопрос: «Ты или он? Решай!»
