Гнедой отскочил, вильнул в сторону. Разъяренный вожак кинулся следом: догоню! обойду! прижму! опрокину! Маневр Пиррия был обманом: все, чего хотел гнедой забияка, так это развернуться к сопернику крупом. Пара задних копыт, тяжких, как Гефестов молот, ахнула распаленного погоней Агрия в бок. Вожака отбросило, он едва устоял на ногах. Бешеный Пиррий лишь того и ждал: налетел вихрем, ударил грудью, желая повалить. Вожак чудом вывернулся, вцепился гнедому в шею: загрызу!
Лев, как есть лев! Казалось, на дворе весна.
Залихватский свист. Оглушительный щелчок. Еще, еще! От дальнего конца лощины, где в испуге жались кобылы и молодняк, спешили припозднившиеся табунщики. «Проморгали, – читалось на их лицах. – Тартар побери этих драчунов!» Я прочел там и кое-что про своего папу, но вслух повторить такую крамолу я бы не рискнул. На бегу Фотий с Фокионом щелкали бичами, но жеребцам их угрозы были до подхвостья! Милитад отстал – шкандыбал, кривился. Похоже, ногу подвернул.
Тащил жердь, какой не раз оттеснял коней друг от друга.
Агрий и Пиррий боролись шеями, пытаясь пригнуть голову врага к земле. Агрий высвободился, раздул ноздри, укусил Пиррия за верхнюю губу. Он уже было повалил гнедого, рассчитывая затоптать того насмерть, но гнедой с жутким визгом прянул прочь. Не останавливаясь, презирая боль в рваной губе, он засадил передними коленями в плечо вожака. Миг, и оба жеребца взвились на дыбы. Грудь-в-грудь, копыта мелькают, гривы разметаны. Бешеный оскал, пена с губ. Глаза – недозрелые гранаты: кровь пополам с белой, слепой яростью.
Кто кого?!
Ум и хитрость, советовал дедушка. Ум подсказывал: сопливому мальчишке не совладать с разъяренными жеребцами. Растопчут и не заметят! Сиди и не рыпайся, братец. Табунщики справятся, им не впервой.
Хитрость молчала. Соглашалась с умом? А может, не отросла она у меня. Вместо нее криком кричало что-то другое. Сердце? Давай, горланило оно. Давай, пока не поздно! Они ж поубивают друг друга!
Убьют. Жалко.
Кого жалко?! Этих четвероногих наглецов?! Да как они смеют выяснять, кто тут главный?!
При мне?!!
Дикая, чудовищная страсть взбурлила в душе. Закипела, обожгла крутым кипятком. Гнев? Ярость? Нет, что-то чужое, незнакомое. Ребячье? Жеребячье?! Я словно стал не я, а сразу двое таких, как я, или даже трое. Все мы были здесь, на пастбище, кто телом, кто краем, тенью, эхом неистового ржания.
Меня швырнуло вперед.
«Стой! – вопил разум, не в силах остановить плоть. – Пропадешь!» Пропадет, соглашалась хитрость. И мы вместе с ним. Не послушал дедушку, теперь нахлебается. Заткнитесь, велел я. Оба. Слыхали?
