— Ну, так или иначе, ты не можешь пить мою кровь.
Так что вот.
Нахмуренный Эйден поравнялся с ней, словно стремясь запугать.
— Я знаю, что мне не следует пить твою кровь, но почему ты так против этого?
Потому что он поймет, как она уязвима. Потому что его все еще человеческие зубы порвут ее кожу и, возможно, навредят ей. Потому что ей может понравиться даже больше, чем ему.
Потому что она рискует стать зависимой от его укуса.
То, как тот раб крови реагировал на него, предвкушая счастье и наслаждение, значило, что даже будучи без клыков он вырабатывал наркотическое вещество.
— Виктория?
Ах, да. Она же так и не ответила. Что ей сказать?
— Просто не хочу, — солгала она в конечном счете. Пора менять тему. — Так… ты пил чью-нибудь кровь прошлой ночью или сегодня утром?
Как только она спросила, причем слишком резко, ей захотелось взять свои слова обратно.
Наконец, до нее дошло, через что он проходил каждый раз, когда он думал о ее губах, прижатых к кому-то другому, чья кровь наполняла ее. Как он это ненавидел, но принимал, потому что ей это было необходимо, чтобы выживать.
У нее вызывала отвращение сама мысль, что он может пить чью-то ее кровь. Что его зубы вонзаются в вену какой-то другой девчонки. И да, она уже хотела выпотрошить эту дуру.
Дура — потому что любая, кто спутается с парнем Виктории, сама виновата.
Кто же ты?
А был ли он все еще ее парнем?
— Ни у кого я не пил. Пока что. Я найду кого-нибудь, — он ответил, совсем не подозревая — или не беспокоясь — о ее возрастающей злости. — Когда буду готов.
Он бросил на нее взгляд, который спустился сразу к шее, прослеживая пульсирующую венку, как настоящий хищник, которым он стал.
Возможно, дурой была именно она, потому что перекинула волосы через плечо, открывая ему вид, перед которым невозможно устоять. Искушаешь его, Вик?
Нет. Никогда.
Да ладно?
Хорошо. Да. Я пытаюсь его соблазнить. Он мой!
Она уже сама с собой разговаривает. Час от часу не легче.
— Ты уже питалась сегодня? — будничным тоном задал он вопрос.
Разочарование охватило ее. Вот тебе и попытка соблазнения.
— Да, конечно.
Он сузил глаза до двух щелочек, у которых было видно каждую отдельную ресничку, а его зрачки в обрамлении фиалковых радужек словно сканировали ее насквозь. Фиалковых? Снова?
— Кем? — напряженно спросил он.
Правильнее было бы спросить «чем». Впервые за целую вечность она выбрала еду. Реальную еду, со странной консистенцией и запахами, которые раньше она пробовала только в уже усвоенной жидкой форме. Что касается прошлой ночи, то ее жажда крови начала ослабевать. Или она все еще жаждала (вроде того), все еще нуждалась в ней (типа того), но в то же время ей нужно было кое-что еще. Нечто более твердое.
