— В смысле — униаты? Я был в их церквях, там всё по православному чину…
— Униаты — то и не православные, и не католики, шось между… А на самом деле — не верят они ни в якого бога. Главное у них — это нажиться, набить свою хату барахлом, а сундуки — сукнами да бархатами… Нема у них истинной веры. Такой, шоб под пули… Мы ось з вами в бога шибко не веруем — а костёл грабить не пошли. И даже мысли такой не було. А воны одразу пишлы до костёлу грабить. Я ж говорю, гниды….
— А крестик все же взял… — Савушкин не удержался от того, чтобы не поддеть своего старшину.
— Взяв. И як що доживу до победы — то в цей Чорткив заиду. И найду ту Галину Александровну Нечипоренко. И хреста того ей передам. — Помолчав, Костенко продолжил: — Як був вон, цэй Васыль, живы — був нам враг. А зараз вин вже далэко… А матка будэ чэкаты… До смерти будэ. Бо той её сын. Дурны та скаженны — сын. Предав Родину, пийшов в СС, воевав з намы — да. Но матка його ни в чим не повинна.
Савушкин кивнул.
— Согласен. Ты прав. — И, после небольшой паузы, добавил: — А теперь — спать. Вторым на пост заступлю я, потом разбужу тебя, Некрасов. Тут тихо и покойно, но бдительность никто не отменял. В тихом омуте, как известно, черти водятся…
Расставанье — маленькая смерть…
— Костенко, что лейтенант?
Старшина, хлопочущий у изголовья Котёночкина, бодро доложил:
— В сознании. Просит пить.
Савушкин глянул на часы. Ого! Уже полвосьмого утра! Нормально его накрыло…
— Уже можно. Я сейчас сам принесу. — Выйдя на кухню, капитан отлил из бидона для питьевой воды полулитровую кружку и подошёл к раненому.
Да-а-а, вид у его заместителя был не ахти — бледный, щёки впали, под глазами — чёрные круги… Неважно. Но вслух капитан преувеличенно бодро произнёс:
— Ого, смотри, какой бодрячок! Давай, я тебя напою….
Лейтенант пил жадно, проливая воду, стараясь за раз напиться за всё то время, что был без сознания. Когда кружка опустела — он пробормотал хриплым срывающимся голосом:
— Обуза… я теперь….
Савушкин кивнул.
— Не без этого. Но к счастью ты у своих. И у нас нет причины куда-то бежать, бросив тебя на произвол судьбы. Так что считай, что ты в санатории — недельку полежишь, ранение заживёт, и дальше всё по плану.
Лейтенант с трудом оглядел гостиную, в которой лежал.
— А… где мы?
— В Нитранском Правно. Это город. Слышишь, шум за окном? Это река Нитра, правда, здесь она скорее ручей.
— А… дом?
— Мельника Йожефа Пастухи.
Лейтенант помолчал, что-то мучительно пытаясь вспомнить, затем, через силу улыбнувшись, промолвил:
