Кто же может смириться с потерей родного человека, молодого, здорового, сильного… Мужа, сына, брата, любимого?
Но однажды Кавриса с бабушкой вызвали в контору.
— Скрепи свое сердце, — с трудом вымолвил председатель, подавая бабушке конверт.
— Дети мои… — глухо простонала бабушка.
Каврис робко взял в руки конверт. Надорвал край, вытащил бумагу. Там было написано: «Ваш муж, Танбаев Давыд Павлович, пал смертью храбрых». Каврис еле устоял на ногах.
— Мой мальчик, почему же молчишь? От кого это? От Карнила? От Давыда?
Вместо ответа Каврис всхлипнул:
— Отец… отец… никогда… никогда… не вернется…
Выйдя на улицу, бабушка обняла внука за плечи. Обратив взгляд в синее безоблачное небо, она молчала. Глаза ее не мигали, не двигались, словно в них навсегда застыла жизнь.
— Эне́й, дети мои! Эней, дети мои, бедные дети мои!
Увидев похоронку, мать Кавриса упала без чувств. Бабушка что-то шептала над ней, брызгала лицо водой, окуривала сухой «травой богородицы».
Когда мать пришла в себя, она попросила воды. Делая маленькие глотки из большой эмалированной кружки, мать тихонько приговаривала:
— Слабая… о, слабая это водичка, мне же нужен горький-прегорький яд…
…Дни проходили за днями, как текучая вода. Мать увядала, словно скошенный цветок. Пропал румянец на ее широких скулах, кожа пожелтела, глаза ввалились, веки сделались морщинистыми. После работы она садилась у огня и курила трубку.
Однажды мать сказала, горестно качая головой:
— Колхоз на трудодни мало хлеба дает. Как я буду учить тебя, Каврис?
— Я и без хлеба могу учиться, — ответил Каврис.
— Пусть учится, — поддержала бабушка, — пусть дядин наказ выполняет. Проживем как-нибудь. Крупа, картошка есть. С голоду не помрем.
Во время этого разговора пришла сестра почтальона Тонка. Она встала в дверях. Все трое взглянули на девочку. Зачем она пришла? Почему у нее такое печальное личико?
— Каврис! — позвала Тонка.
— Похоронка?! — выкрикнула мать, заметив в руках у Кавриса конверт, который протянула ему девочка. — От Карнила?!
Пока Каврис читал письмо, пальцы его дрожали.
— Нет, мама. Дядя не погиб, а пропал без вести. Так здесь написано.
Как верхушки стоящих друг против друга деревьев, сотрясаемых сильным ветром, головы матери и бабушки закачались из стороны в сторону.
— Пропал сыночек, — шептала бабушка, — может, умер на поле боя и его не заметили… может, захватили в плен фашисты, замучили, запытали до смерти…
Дети молчали. Наконец и Тонка, всхлипнув, бросилась к дверям.
