– И мыло я тебе, как условились, поставлял, и торговля, знаю, шла бойко. Хорошее у меня мыло-то, Алексей Григорьевич?
– Хорошее, – пробормотал Рысаков. – Мыло-то хорошее, да видишь в чем дело, ввязался я в одну авантюру, пообещали доход большой, но обманули, и я прогорел.
Рысаков начал врать, и по мере того, как говорил, входил в азарт.
– Ведь со всяким бывает, Петр Гордеевич. Неужто у тебя не бывало неудачных дел?
– Как не бывало, бывали, конечно. И обманывали меня, и в убыток приходил.
– Ну вот! Помоги, Петр Гордеевич, повремени с долгом. Я лишь только дела улажу, сразу все отдам. Видишь, в каком бедственном положении живу, жена к тетке уехала. Не могу, говорит, такого позора снести. Ведь на иждивении, почитай, у тетки-то живет. А мне каково это знать?
– Ну, Прасковья Поликарповна – это не моя забота, как и выправление торгового дела. Я же со своим долгом никак годить не могу, – Петр Гордеевич расцепил руки и слегка огладил затылок, – потому как не верю тебе.
– Не веришь? – Рысаков остановился посреди комнаты с неубранной кроватью и остатками еды на грубо сколоченном столе, повел взглядом, мол, смотри. – Как это не веришь? Не ты ли отыскал меня тут, Петр Гордеевич?
– Я, Алексей Григорьевич, я. И в бедственность твою верю, а не верю в выправку дел. Ведь пил ты, да гулял, да играл, да проматывал состояние, а торговля хорошо шла. Только деньги счет любят, а ты их без счета на ветер пускал, вот и оказался… – Петр Гордеевич также повел глазами, показывая, где оказался Рысаков.
– Значит, годить не будешь?
– Не буду. И лавки согласно договору отходят ко мне.
Рысаков засмеялся, сначала тихонько, а потом все громче и громче.
– Ай да Петр Гордеевич, ай да молодец. А как потчевал меня три года назад, помнишь?
– Помню.
– А как по театрам катал, помнишь?
– Помню.
– И в гости возил-показывал.
– И это было, – согласился он. – Да ведь тогда ты был уважаемый человек, а сейчас…
Сейчас перед Чигиревым стоял опустившийся пьяница в грязной одежде, худой, с покрасневшими от недосыпания и возлияний глазами. Он стоял посреди комнаты и тер свои нервные руки. Ничего общего с тем щеголем, который три года назад приезжал гостить в Воздвиженск.
– Отбираешь у меня лавки?
– Отбираю.
– А как же товар? На товар уговора не было.
– Нет у тебя там никакого товара, Алексей Григорьевич. Лавки уже закрытые стоят, и приказчики все разбежались, наворовали себе да прочь пустились.
– Обставил меня, значит? – Рысаков снова заходил по комнате. – Думаешь, обставил, да?
