В монастыре было многолюдно. Посреди двора стоял колодец, к веревке которого привязали ведро и кружку. Вторая точно такая же кружка висела сбоку. Одна была, чтобы попить водицы, вторая – оставить посильное подаяние. Водицы они попили и подаяние оставили.
Утомленная дорогой, чувствуя тяжесть живота и боль в пояснице, Любовь Николаевна поняла, что до озера не доберется. А вот в церковь зайти, поставить свечи, попросить заступничества надо обязательно. Еле поднялась по ступеням, поддерживаемая рукой мужа, перекрестилась и вошла. Церковь оказалась полна. Старики, дети, помещики, купцы, мужики и бабы – все стояли плотно, склонив головы, крестясь, слушая слова молитв и вторя певчим. К иконам было не пробраться, от запаха горящих свечей и ладана у Любови Николаевны закружилась голова. Захотелось снова на воздух, она поняла, что и службу не осилит. Прошептала:
– Тяжко мне, и ноги не держат.
Петр Гордеевич увел супругу из храма, она грузно опустилась на лавочку и вдохнула. Плод сильно давил под грудь.
– Я посижу тут, отдохну, а ты свечи поставь, попроси за меня.
Подуло легким ветерком, Любовь Николаевна поправила на плечах индийскую шаль, ту самую, которую ей привез из Костромы муж. Над головой только-только распустившейся свежей листвой слегка шумели деревья. Еще несколько дней назад на ветках были лишь почки, и вот – листва. Как все быстро! Так и до цветения недалеко. Застанет ли? Она гнала прочь нехорошие мысли и снова жалела, что до озера не дойдет. Ветер приятно обдувал лицо. Наступало спокойствие. Любовь Николаевна закрыла глаза. Вот бы это спокойствие сохранить по возвращении домой. Эту тишину, ветерок, легкий запах весны, благодать… Так бы сидела и сидела. Отчего раньше сюда не ездила? Гуляла бы вдоль озера, любовалась полосой темного леса на том берегу, слушала птиц, стояла вечерние службы. Простая тихая жизнь… Может, счастье в этой простоте? В умении ощущать благодать? Почему она все время что-то ищет? Зачем?
– …и нужен доктор, помогите. Он же у меня совсем не ходит, сынок, ноги отнялись.
Любовь Николаевна открыла глаза и медленно обернулась. Чуть в стороне, у самых ступеней в церковь, женщина просила милостыню у зажиточного пузатого мужика. Тот недовольно морщился, слушая про чужое горе. А потом женщина подняла голову, и Любовь Николаевна узнала в ней ту, что летом в Воздвиженске рассказывала про умершего сына, так скорбно и правдиво. И про рубль свой на похороны вспомнила. А оказалось… ложь. Везде ложь. И Божий храм не внушает трепета. Ей не жалко было пожертвованного рубля, она отдала его, движимая состраданием, а что касается этой женщины…
