После того как Мулявин выдернул меня из «Белгипросельстроя», мы приехали в филармонию. Я знакомлюсь с ребятами — Мисевичем, Валерой Мулявиным, Тышко, Демешко, Бадьяровым, а Володя Мулявин говорит:
— Вчера я под впечатлением от твоего голоса написал песню. Давайте репетировать.
Сел за рояль. Это была «Александрина».
Через пару дней состоялся мой дебют на творческом вечере белорусского поэта Аркадия Кулешова. Концерт проходил в Москве, в Колонном зале Дома союзов. На меня надели костюм Влада Мисевича, который мне был великоват, и выпихнули на сцену. В этом зале и — акустика не очень, и зрители сидят слишком близко, практически перед тобой. И ты — будто под рентгеном.
Я поначалу сильно волновался, но как только запел, то забыл обо всем. Голос полился, все прошло очень хорошо. Я спел прекрасно — ребята даже качали меня на руках после выступления.
К слову, на том концерте присутствовал Король — председатель Белгосстроя, который мне потом сказал: «Может, ты и стал бы замечательным архитектором, но тогда в Беларуси не было бы такого замечательного певца — Борткевича».
После этого выступления у нас сразу начались гастроли по Дальнему Востоку — в течение полутора месяцев мы давали по нескольку концертов в ден.
Ставки в филармонии тогда были небольшие, но если филармония «горела» (то есть не выполняла план), то приглашала известные коллективы, — чтобы был гарантированный стопроцентный аншлаг. А платили таким коллективам из фондов филармонии по ставкам в два раза выше.
Аншлаг «Песняры» обеспечивали, поэтому нас всюду приглашали. Это была фантастическая популярность: публика брала кассы с боем, огромные очереди за билетами, конная милиция, девочки, бегущие за автобусом…
Слава «Песняров» росла, как снежный ком.
