Кузнец бросился вперед. Дракон взревел. Перекрывая пожар, вопли, панику, оглушая, он ревел в ярости и отчаянии, мотал головой, елозил телом, но человек налегал на копье всем весом, вгоняя его все глубже между разошедшимися чешуями. Хёрвард выстрелил еще раз — стрела клюнула в гущу вставших дыбом чешуек, и темная кровь потекла из-под нее, заливая глаз. Дракон попытался изогнуть толстую шею, чтобы достать, выкусить из-под лапы врага, но шея не гнулась, метался длинный язык — и Хёрвард не видел, попадает он по Пёрышку или нет, а потом дракон упал набок, в агонии ломая все кругом, и замер. Хёрвард осторожно, боком, кашляя от пыли, каменной крошки и чада, пробрался к разметанному крыльцу. Среди вывороченных камней лежало изломанное тело конунга, и Хёрвард боялся увидеть Пёрышко рядом с ним.
Золотой драконий жар угасал, яркие чешуи тускнели, только края их еще горели золотом. Из-под передней лапы торчало древко копья — оно поразило чудовище точно в сердце. Пёрышко сидел под торчащей лапой с растопыренными когтями. Он был весь перемазан в саже, по лицу текла кровь, рубашка на плече разорвана и тоже в крови, но он был жив. Хёрвард помог ему встать.
— Ты цел? — спросил он, лишь бы что-то сказать.
Глаза Пёрышка вдруг испуганно распахнулись, и он закричал:
— Нет! Стой! Не ходи!
Хёрвард обернулся.
Лиловая горячая полоса стрельнула прямо у него над плечом, вонзилась в грудь женщине, окруженной белым сиянием, — и тут же обвисла, потеряв смертоносную твердость.
Пёрышко обеими руками провернул копье и вырвал его из раны. Хлестнула черная горячая кровь — Хёрвард едва успел закрыть лицо локтем. Драконья кровь пахла вовсе не кровью, а раскаленным железом и сгорающим в топке углем. Теперь Фрама-огнезмей был окончательно мертв, его туша просела, словно плоть обратилась в тесто и стекла с костей внутри серой тусклой шкуры.
Пожар как-то резко пошел на спад, словно бушующее пламя поддерживала жизнь дракона, и пламя умерло вместе с ним.
Стали слышны голоса. Хёрвард оглянулся.
Над женщиной все еще сиял слабый ореол — на груди, на руках, и горел яркой белизной наконечник брошенного рядом копья. Пёрышко силился поднять женщину на руки — и не мог.
Затопотали сапоги.
— Фру Бёдвильд! — крикнул знакомый голос — кто-то из здешних хирдманов. — Фру Бёдвильд!
Хёрвард подошел тоже.
Дочь Нидуда лежала навзничь, как уложил ее удар драконьего жала, и ее лицо было молодым и спокойным. Темные косы растрепались, хангерок
