— Что происходит? — спросил я.
— Эй, капрал Сьенте, что тут у тебя? — к автоматчику подошел офицер.
Я вздрогнул. Сьенте — это наша фамилия.
— Да вот права качает, — сказал капрал Сьенте и знакомо прищурился.
Я протянул руку — и моя рука прошла сквозь его грудь. Еще мгновение он смотрел на меня отцовскими глазами, потом заколебался, как отражение в потревоженной воде, и развеялся. Я перешагнул бордюр и потянул Вилью за собой. Она не двинулась с места.
— Я не могу, Кьяр, — сказала она. — Я только здесь.
— Ну ладно, — я вернулся на Дорогу. — Я провожу тебя.
Возможно, мне следовало уйти и оставить ее. И тогда я не узнал бы того, что я знаю сейчас. Впрочем, зачем я вру — я знал. Я знал всегда, с самого детства, в чем смысл Паломничества.
А людей на Дороге становилось все больше. Они шли и шли — худые, жалкие, оборванные, под дулами автоматов, под копьями Черной Стражи. Ни автоматчики, ни стражники не видели паломников, только те, кого они гнали. С ними можно было только говорить — Вилья несколько раз заговаривала с людьми, странно похожими на нее, но нельзя было подать им руку или дать что-нибудь. Но паломники все равно давали — и эти лепешки, яблоки и монеты пролетали сквозь худые грязные ладони и исчезали.
Я видел сцены чудовищной жестокости — распятые вдоль дороги дети, брошенные умирать раненые. Я видел старика, который обнимал колени автоматчика, а тот отпихнул его и тут же выпустил очередь по двум женщинам, за подолы которых держалось полдюжины ребятишек. Лужа крови подтекла к моим ногам, но не запачкала их. Вилья переступила через нее. Ее рука в моей руке была живой и теплой.
Мы шли дальше — мимо места, где детей отделяли от взрослых, мужчин убивали сразу, а нагих женщин сгоняли к серому бараку. Я видел, как офицер шел вдоль колонны изможденных серых людей и стрелял в затылок любому, кто замедлял шаг.
В какой-то момент копья, телеги и Черная Стража исчезли, растворились в тумане автоматчики. Хмарь совершенно закрыла небо, ленты липкого тумана ползли между серыми фигурами, идущими по дороге. Иногда лишь глаз отдыхал на ярком пятне современной модной куртки или пестроте шелкового платья. Внезапно я ощутил, что рука моя пуста.
Я оглянулся. Вилья стояла перед полицейским. «Наконец-то! — подумал я. — Сейчас все прояснится».
Полицейский поднял пистолет и выстрелил Вилье в голову. Она упала. Я закричал и бросился к ней — и мои руки прошли сквозь ее тело.
— За что? — воскликнул я.
