— То, что ты торопишься куда-то, не должно затмевать для тебя сам твой путь.
Девушка встретилась взглядом с Фином. Голубые глаза глашатая были полны безмятежности и улыбчивости. Невольно Лита сравнила его со звездой, которая точно знает, кому должна осветить дорогу.
— Господин, люди с севера доносят, что бунтовщики продолжают плести сети, — старикашка омерзительно улыбнулся. То ли ему доставляла удовольствие новость, то ли выражение лица господина, то ли последствия, которые оно неминуемо вызовет.
— Сколько раз я предупреждал их, Карат?
— Сотни раз, мой господин, сотни раз вы говорили им о том, что воля звезд на вашей стороне.
— И не только, — господин скрывался за высокой спинкой кресла. Он не считал нужным поворачиваться, двигаться или хотя бы открывать глаза. — Прикажи выпустить Ворона.
Старик-слуга расплылся в ухмылке. Он давно уже ждал этого момента. Каждый день. Клацая гнилыми зубами на каждого, кто посмел надеяться на милость господина Верховного магистра.
— Да, господин. Да.
Черные перья усеивали огромную клетку. Под ногами хрустели кости, кое-где покрытые остатками плоти. Стража боязливо жалась к прутьям, выуживая среди хлама и остатков еды человеческие черепа. Никто из этих троих не желал подобной работы. Каждый проклинал день, когда уверовал в правду магистров. Ни один из них никогда не расскажет об этом, потому что видел, к чему приводит неповиновение.
— Лита! Лита!
Женщина уже третий день кряду выходила на крыльцо в час ужина и звала дочь. Селяне не смеялись, не искали девочку, только молча опускали головы, когда видели её мать. Конечно, что может быть проще: сбежала с глашатаем магистров, отправилась искать легкой жизни под боком у владетельных особ. Никто за такое не осудит. Только вот мать жалко. Никак не втолковать женщине, что сбежала девчонка, влюбилась, чего уж теперь. Ведь не случайно же пропали вместе и глашатай, и Лита. Не дикие звери пожрали, не разбойники напали. Отец был бедокур, да и дочь вся в него. Однако сердце матери тревожно сжималось всякий раз, как она выходила на крыльцо звать Литу. Знала, что не откликнется, не прибежит запыхавшаяся, но словно бы призывала для дочери удачу, произнося ее имя.
Так и сегодня. Как и вчера. Только вот небо стало непривычно низким, звуки — глухими, и эхо не отзывалось многократно. Селяне то и дело поднимали головы к небу, ждали грозы, града, снега, — но пришел Ворон. Вызванный из небытия, позабытый демон, прожорливый и страшный, как сама смерть, раб Грусти и меч магистров, Ворон сбрасывал перья, но не имел оперения, бесшумно вился над порушенными домами и трупами, черной тенью сбивал с неба звезды, сбрасывая их в озера, замершие в ужасе. От деревни к деревне, по всем восточным и северным землям рассыпался грай его прислужников, созванных на небывалый пир погибели и страха.
