7) заявление о взаимной консультации от 28 сентября. 1939 г.;
8) обмен письмами об экономических отношениях (той же даты).
Таков был финал поисков протоколов. Хотя он официально датирован 1992 годом, в действительности он совершился раньше, а именно в декабре 1991 года. В этот день первый и последний президент СССР М.С. Горбачев появился в той самой бывшей квартире Сталина, где с 1950-х годов располагался VI сектор. Здесь в одной из комнат были поставлены длинные столы, на которых лежали некогда закрытые пакеты с документами высшей степени государственной секретности. Был среди них и пакет № 34. Сотрудник сектора Ю.Г. Мурин обратил на него внимание «уходящего» президента. Реакция М.С. Горбачева была по меньшей мере странной: «Ну что же? Мы ведь с самого начала объявили их недействительными»…
Историки и политики по сей день скрещивают копья вокруг решения, принятого Сталиным в августе 1939 года. Именно Сталиным, ибо все поиски в самых секретных архивах не дали документа, в котором было бы записано решение: прекратить переговоры с Англией и Францией о заключении военного союза и принять предложения Гитлера о пакте о ненападении. Подобного документа, оказывается, и не было. Среди протоколов Политбюро и так называемых «особых папок» (высшая степень секретности) нет такого пункта. Оно было — в лучшем случае! — согласовано в узком кругу лиц, приближенных к Сталину.
Не входя в тонкости споров, отметим: не было ничего особенного в том, что в сложной предвоенной ситуации Сталин рассматривал несколько альтернатив. Точно так же поступили Англия и Франция, когда в 1938 году взяли курс на «умиротворение» агрессора. Решающим критерием для оценки августовского решения является не то, с кем именно сговорился Сталин, а то, что Советский Союз в конечном счете извлек для интересов своей безопасности.
Сначала казалось, что критики посрамлены: СССР вынес свои западные и юго-западные границы на 200–300 километров на Запад, «округлил» свой состав на три новые союзные республики Прибалтики. С 1 сентября 1939 года в Европе бушевала Вторая мировая война, а СССР продолжал мирную жизнь. Разве не оправдание «пакта Молотова — Риббентропа»?
Сохранилось очень мало аутентичных свидетельств того, как Сталин объяснял свое решение. Одно из них — беседа Сталина с Георгием Димитровым, генсеком Коминтерна, состоявшаяся 7 сентября 1939 года. Димитров подробно записал этот откровенный (если к Сталину можно вообще применять это слово) разговор. Сталин признал, что договор «в некоторой степени помогает Германии». Но СССР перед лицом конфликта двух групп капиталистических стран «не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга». «Мы, — продолжал Сталин, — можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались». О Польше Сталин сказал однозначно: «Уничтожение этого государства в нынешних условиях означало бы одним буржуазным фашистским государством меньше!» И далее:
