Третий фронт. Секретная дипломатия Второй мировой войны - Лев Александрович Безыменский

Как быстро меняются понятия, как они возникают и исчезают! Казалось, слова «второй фронт», вошедшие в обиход с начала Великой Отечественной войны, всем понятны: речь идет о том, что помимо фронта боев Советской Армии, защищавшей свою родину с 22 июня 1941 года, должен был возникнуть еще один, второй фронт сражений вооруженных сил антигитлеровской коалиции с тем же вермахтом, который сначала захватил почти всю Европу, а затем капитулировал в зале бывшего инженерного училища в берлинском пригороде Карлсхорт.

Кто первым назвал этот фронт «вторым»? Вероятно, Сталин, поставивший уже летом 1941 года перед союзниками — США и Англией — вопрос о форме их участия в войне. Слова «второй фронт» он употребил в своем послании Черчиллю 18 июля 1941 года. С тех пор о втором фронте непрерывно говорили и писали — вплоть до 6 июня 1944 года, когда союзники высадились в Нормандии. Да и сейчас понятие второго фронта вошло в научный обиход.

Но, как и остальные военные понятия, «второй фронт» понятие неточное. На самом деле все великие державы принимали участие уже в 30-х годах в операциях, которые автор хочет назвать «третьим фронтом». На этом фронте не раздавались выстрелы, не двигались дивизии — хотя речь, в конце концов, должна была идти (и шла!) о военных действиях. Как выясняется сейчас, уже давно между странами-участницами мировой политики велись, переговоры, которые выпадали из схемы «одного» или «двух» фронтов, вроде как деливших тогдашний мир. Так в середине XX века возник некий «третий фронт», за которым было не легко уследить. И не только потому, что его участники старались скрыть свои действия (что было вполне понятно). Но и потому, что «третий фронт» постоянно менял своих участников!

Судите сами: сначала, то есть в послеверсальской Европе XX века, это были страны-победительницы войны первой. Они, основываясь на достигнутых результатах, ревностно старались не допустить успеха своих собственных союзников — не гнушаясь блока со своими бывшими врагами. Но внезапно появился и новый участник: страна, совершившая социальный поворот и переворот. Что было делать с ней? Держать в стороне от участия в мировой политике? Использовать в качестве пугала для новых союзов и комбинаций? Вариантов было предложено много, причем и в лагере победителей первой войны, и в лагере побежденных, наконец, в лагере «нового компонента», выдвинувшего необычный доселе лозунг мировой революции. Так на карте Европы (и всего мира) возникали совершенно новые комбинации, не говоря уже о том, что некогда пассивные «задворки Европы» стали выдвигать свои собственные претензии.