Тогда я увидел Лайзу, все еще держащую дымящийся ствол. Лицо ее говорило о том, что каждый мускул ее тела раздираем болью. Мне нечего было ей сказать. Я только надеялся, что она успела подробно рассмотреть гибель своего губителя. Ведь это был ее подарок себе, так давно обещанный, — убить ненавистного Стэна, который изувечил ее тело и душу. Она решила развязать петлю Капоне, и я видел, что она из последних сил, медленно ползет по полу ко мне. Я чувствовал как ее пальцы очень долго, с перерывами, копошились возле моей шеи. Наконец, собрав остаток сил, она освободила меня от мерзкой петли, грустно улыбнулась и свалилась назад.
— Спасибо, дорогая, — сказал я, осторожно прикоснувшись к ее лицу.
Я подождал, пока пальцы обретут чувствительность, и окончательно освободился от веревки. Когда это было сделано, я опустился на пол рядом с ней.
— Не двигайся, детка. Я вызову врача…
Она с трудом открыла глаза, весь хмель из нее совершенно испарился. Взгляд имел какое-то новое выражение.
— Нет, Ирландец, не надо никого звать… Я не хочу…
— Лайза…
— Ты лучше поцелуй меня на прощанье…
Произошло чудесное превращение: не было ни разбитого носа, ни уродливых багровых шрамов, она вдруг стала такой, как тогда, когда была звездой Бродвея. Я осторожно склонился к ней и коснулся губами ее губ, потом долго сидел над ней и видел, как она все больше бледнеет. И вот она издала свой последний прощальный вздох.
Я встал и нашел капсулу. Она лежала там, где я ее выронил. Отвинтив крышечку, я проверил, на месте ли пленка. Она была здесь, тогда я закрыл капсулу и положил в карман.
С улицы в этот момент послышался звук полицейских сирен и стук дверей. Ну вот, поспели! Как же теперь быть? Нужно переиграть копов и уйти, а если уж они меня сцапают, нужно держаться нахальнее черта, изображая из себя большого убийцу, все еще шныряющего на свободе. Я подергал оконную решетку, по она устояла, только стена, в которую она была вделана, затряслась и накрыла меня густым облаком пыли. Совсем близко я услышал шаги и треск выстрелов. В кого они там еще палят, эти копы?
Крепко, однако, я тут засел, как гвоздь в доске, и нет надежды выкарабкаться. Бежать поздно. Первый же патрульный автомобиль перехватит меня своим пронзительным визгом «стой!», прижмет к обочине… Я переложил капсулу из кармана в обшлаг брючины и стал ждать.
Ньюболдер и Шмидт не верили мне. Пять трупов в комнате, а я здесь один живой и с 45-м калибром за поясом, для них это все будто заранее приготовлено, осталось только скушать, как подано.
