Принцессы на обочине: Дворец на двоих | страница 49
На задней стене, как положено, красовался большой портрет Брежнева в золоченой раме.
А прямо под портретом был прикреплен лист бумаги с крупной, старательно выведенной надписью: «Иван Лукич Козлец. Начальник».
Само собой понятно, надпись относилась не к портрету, а к человеку, сидевшему за столом.
Иван Лукич пристально, не моргая, испытующе глядел на посетителей.
Наташе стало как-то не по себе: в его взгляде было что-то гипнотизирующее, а что именно — она не могла понять. Наконец до нее дошло: ресницы у домоуправа тоже были разноцветные, на одном глазу — черные, на другом — рыжие.
Наконец Иван Лукич моргнул, и ребята вздрогнули: им почудилось, что веки «домового» громко хлопнули, сомкнувшись. Но нет, конечно же нет, это просто в коридоре кто-то захлопнул дверь.
— Ну так как? — напомнил домоуправ. — Пахать или махать?
— Пахать, — хором выпалили Наташа и Андрей.
— Ладно, беру с испытательным сроком, — важно сказал Иван Лукич и почесал узловатым пальцем в ухе. — Дворники — профессия наиглавнейшая. От дворников, можно сказать, зависит все здравоохранение Союза Советских Социалистических Республик!
Наташа из вежливости спросила:
— Почему?
И тут же пожалела о своем вопросе. Потому что домоуправ торжественно налил себе водички из графина в стакан, глотнул и прокашлялся, явно собираясь держать долгую и продуманную официальную речь.
Он даже приподнялся со стула и оперся о поверхность стола, как о трибуну. Сейчас он напоминал докладчика на какой-нибудь партийной конференции, только вместо темного костюма с галстуком — вышитая косоворотка из пожелтевшего льна, подпоясанная кожаным ремешком. Да еще микрофона не хватало.
— Я не кто-нибудь, я Козлец! — он стукнул себя кулаком в грудь. — Я профессию дворника как свою башку знаю! Гигиена — раз! Сохранность костной системы — два!
Иван Лукич выждал минуточку — не последуют ли после этой тирады бурные аплодисменты. Их не последовало: слушатели были в полной растерянности.
— Н-да, молодо-зелено, никакого понятия, — протянул Козлец, но не осуждающе, а скорее снисходительно. А может быть, даже и с завистью. — Который вам годок-то? Небось третий десяток не разменяли? Эх, кабы мне такой теперь! А мне уже за семьдесят перевалило. Не верите?
Андрей нетерпеливо отозвался:
— Верим, верим, но давайте уже…
Иван Лукич его не слушал. Он опять задумчиво вертел пальцем в ухе:
— Вижу, что не верите. Ну и не верьте, все равно не смолодите. Э-эх, помирать мне скоро!