Заставка. Передача кончилась. Исправить уже ничего нельзя.
Звонит Толя: «Ну как, посмотрела?»
Я начинаю хохотать.
— Значит, заметила?! — Он тоже смеется.
Этими своими оговорками Екатерина Васильевна сразу стала мне симпатична. Грешна: слушает Би-Би-Си, любит самого популярного комментатора — Анатолия Максимовича Гольдберга. А кто из нас через все «глушилки» не ловил «голоса»?
К тому же Старикова хорошо говорила о Толе: «Благородное перо, захватывающие сюжеты, выпуклые характеры». — «Ну что ж ты не сказала о самом главном, — упрекаю ее про себя, — о диалоге!» На мой взгляд, у него были блестящие диалоги. И это при тех недостатках его письма, о которых я знала и к которым относилась болезненно. Ну, например, равнодушие к деталям. (К сожалению.) Временами — небрежение к фразе.
Кто-то из великих французов — не помню, кто: то ли Бальзак, то ли Флобер, сказал: «Не надо думать о фразе — ее надо бросить на пол, и она сама встанет на ноги, как кошка».
У Толи кошки, не становясь на ноги, валялись на страницах многих книг — и в «Водителях», и в «Екатерине Ворониной», не избежал этого и роман «Лето в Сосняках», о котором я уже писала и который пользовался популярностью не только у немецкой читающей публики, но и у нашей. Но с кошками поправимо, беру это на себя, где плохо — выправлю, где хорошо — выпячу.
«Тяжелый песок» был первым романом, над которым мы с Рыбаковым начали работать вместе. В последних книгах — «Прахе и пепле», заключающей арбатскую трилогию, в книге мемуаров «Роман-воспоминание» — у нас бывало по семь-восемь вариантов.
Единственные главы, к которым никогда не прикасалось мое перо в тех книгах, были страницы с рассуждениями Сталина. Там нельзя было заменить или выбросить ни одного слова. Текст был безупречен.
Разговор с Соломоном Волковым
Наш друг Люси Катала — французская издательница Рыбакова, сказала мне после смерти Толи: «Не притрагивайся сейчас к его архиву, это слишком тяжело, поверь моему опыту». Я ее не послушалась. Вернувшись после похорон из Москвы в Нью-Йорк, тут же села расшифровывать пленки его разговоров с Соломоном Волковым. И не могла оторваться от этой работы. Пленка проявила и то, чего я раньше не замечала: как часто, заливисто и радостно смеется Толя. Нажимаю на «стоп», прокручиваю назад и снова слушаю его смех.
Любил, когда приходили Волковы. Приподнятое настроение в доме с утра. В три часа вместе обедаем. Стол освобождается от посуды, Марианна включает магнитофон. Разговор пойдет о романе «Тяжелый песок».
