— С чего вы взяли, что именно отряд Среброголового останавливался здесь? А может, это были угольщики?
— Так высоко угольщики не забираются. Здесь же нет деревьев, кто здесь станет обжигать уголь? И, кроме того, помнишь шум, который мы слышали позапрошлой ночью? Мне эти звуки хорошо знакомы. Хоть и за двадцать километров, а головой ручаюсь, это были отголоски жаркого боя! А с кем, скажи, могли там драться? В этих местах есть только один большой отряд… И тут еще совсем свежие следы привала. Вот я тебе и говорю: это Среброголовый. Из всех красных хунхузов самый красный.
Дорога, слегка извилистая, шла теперь по самой середине седловины, лежавшей на горе чуть наклонно, как седло на двугорбом верблюде.
Бежавшие впереди собаки нюхали землю как-то вяло, только по обязанности, не находя, видно, ничего, достойного внимания.
— Смотри! Как думаешь, сколько лет этой штуке?
Они стояли на распутье, где три тропинки разбегались в разные стороны. На скале детски примитивным способом высечено было изображение очень страшного на вид тигра и тут же прилажена полочка с чашкой для жертвенных свечек. Проходя мимо такого «мяо», каждый преклонял колени, прося защиты у бога гор, и жертвовал, что мог, — горсть риса, медную монету, какой-нибудь лоскуток. Если ничего не было, клал на алтарь хоть волос, вырванный у себя или из гривы коня, только бы почтить чем-нибудь божество, чтобы оно не разгневалось и не покарало его.
Алсуфьева заинтересовала надпись, высеченная над мяо.
— Что тут сказано?
Виктор перевел:
— Прохожий, остановись и принеси жертву владыке. Если ты не замыслил зла и сердце твое чисто, иди дальше без страха.
— Любопытно!.. А что там еще увековечено?
Виктор посмотрел на вторую надпись, вырезанную сбоку каким-то острым орудием, и прочел ее вслух:
— Идущий сильнее того, кто сидит на месте.
— Метко сказано! — восхитился Алсуфьев. — Как это верно! Кто движется, в том сила лавины, сила нарастающая, которая все крушит на своем пути. А остановится этакая лавина — и рассыплется в одно мгновение. Таков закон степей. Вспомни Аттилу, Чингисхана, Нурхаци… Ну, пойдем! Воистину идущий сильнее сидящего на месте. Вопрос только, до каких пор?
На повороте Виктор оглянулся. Ему показалось, что за тем бугром, где они нашли остатки костров, промелькнул кто-то и что это та самая девушка. Уж не следит ли она за ними? Но уверенности не было. А может, ему только показалось? Сказать Алсуфьеву — значило опять вызвать шутки насчет влечения к девушкам. Лучше уж молчать и слушать, как он, себе в утешение, рассуждает, что большевики — сильны только своим напором, и в конце концов эта лавина рассыплется у подножия высокой культуры. Такова участь всякой лавины.
