— Извини, я уйду, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего, о чем мы оба потом будем жалеть. Виктор тебе все объяснит. Но что бы ни говорили вы оба, я все равно не останусь в Харбине. Поеду на фронт — либо с Виктором, либо одна. Хотелось бы с ним, потому что он настоящий мужчина и нравится мне.
Она выбежала из комнаты. Ошеломленные Ценгло и Виктор слышали, как она взлетела по ступеням наверх и с треском захлопнула за собой дверь.
Доктор стал щупать карманы, ища папирос.
— Оставил их на письменном столе… Пойдем ко мне, потолкуем.
Они пошли в кабинет, оба смущенные неприятной сценой и пылкой откровенностью Тао.
Доктор указал Виктору на кресло.
— Садись. Значит, вот как обстоят дела…
Машинально отодвинул панты за мраморную чернильницу, вынул папиросы из лакированной шкатулки и, чиркнув спичкой, закурил, морщась, как будто дым ел ему глаза.
Потом заходил по ковру наискось, от книжного шкафа к окну. Виктор тоже поднялся.
— Сиди, сиди, к чему эти церемонии. Я не сажусь, потому что, когда ходишь, думается лучше.
Он открыл стенной шкафчик и, достав графин и серебряную стопку, обернулся к Виктору.
— Выпьешь?
— Нет, спасибо, никак не могу привыкнуть.
— Ну, а я не могу без этого.
Он выпил залпом одну стопку, налил себе вторую и только после этого решительным жестом поставил графин на место.
— Ну, высказывайся, мой милый. Режь меня без наркоза. Пусть негодный отец услышит, до какой степени он потерял совесть.
— Если вы думаете, что Тао на вас жаловалась или в чём-то вас обвиняла, то ошибаетесь. Ничего подобного не было.
— Прошу тебя, Витек, будь совершенно откровенен.
— Да честное же слово, я вам правду говорю. Тао очень вас любит, как-то исключительно любит, я такой сильной любви к отцу еще никогда не встречал. А тяжело ей по многим причинам. Конечно, она преувеличивает и напрасно считает свою затею разумной, но мне кажется, на то есть причина, и не одна. Во-первых, семейные дела…
Стараясь как можно вернее передать смысл вчерашней беседы с Тао, Виктор перечислял все, что ее мучает. Отец, Муся и она — это раз. Вопрос о ее происхождении — два. Положение эмигрантов в Харбине как выброшенных на остров обломков крушения — три. Она хочет найти наконец цель в жизни и настоящую родину, которую, по ее словам, либо имеешь от рождения, либо обретаешь борьбой.
Вынужденный объяснять мысли, чувства, стремления Тао, Виктор находил в них много общего со своими и невольно становился на ее сторону.
— То, что она решила бежать отсюда и не хочет всю войну просидеть в изгнании, где каждый живет по принципу «своя рубашка ближе к телу», — это вовсе не экзальтация и не жажда сильных ощущений, порожденная приключенческими романами..
