— И как это он до сих пор не повесился и с ума не сошел, жив я с этакой грацией! — удивлялся отец Виктора.
Приятель Коропки, доктор Ценгло, объяснял это тем, что Милсдарь изменяет жене с царицей Клеопатрой, что он отводит душу с такими женщинами, как Сафо и Аспазия, а иногда для разнообразия переходит к Мессалине. Конечно, такому шутнику, как Ценгло, верить нельзя, но все знали, что фантазия Коропки по силе равняется его феноменальной памяти, и поэтому выдумку доктора подхватили, она распространилась по всему Харбину, и семейная жизнь Коропки перестала волновать его ближних. Что ж, рассуждали люди, пусть бедняга хоть мысленно предается излишествам, если еще не окончательно «осусаннился» за двадцать лет жизни с такои женщиной.
Парикмахер, покончив со стрижкой, готовился брить Виктора.
— Усы оставим?
— Да, хотел бы… На пробу…
— Понятно. Каждый сначала «на пробу» отпускает усы, баки или бородку. А когда убедится, что мир этим не удивил, опять идет бриться.
Жестом меланхолического стоицизма он прикоснулся бритвой к щеке Виктора. А Коропка, кажется, только и ждал той минуты, когда Виктор будет лишен возможности двигаться.
— Оригинальные часы у вас, — сказал он по-русски. — Разрешите взглянуть.
— Пожалуйста. Отцов подарок. Каждый из нас, трех братьев Потаповых, получил от отца такие часы. В награду за первые добытые панты.
— А сколько вы берете за такие вот рожки? — поинтересовался парикмахер.
— По-разному. Смотря какие панты — от обыкновенного оленя или от пятнистого. Вот я убил раз пятнистого, его панты дороже всего ценятся. Нам заплатили четыреста долларов.
— Ого! Хватило, значит, на часы, да еще кое-что папаше осталось.
— Любопытно… — заметил Коропка, осматривая часы. — Очень любопытно. Да, видно, что отцовский подарок.
Виктор вдруг вспомнил то, что ему когда-то сказал отец: часы были куплены по совету Коропки. Но выбирали они этот подарок вместе или Коропка только посоветовал, в каком магазине их купить? Если вместе выбирали, значит, он сейчас их узнал — глаз у него острый, учительский, все подметит и запомнит.
У Виктора сердце захолонуло. «Черт побери, неужели узнал? Этого только недоставало!» Он был настолько поглощен этой мыслью, что первое в жизни бритье прошло как-то незаметно, он не испытал того волнения и тайной гордости, какие переживает каждый юноша, когда таким образом всем становится ясно, что он уже мужчина.
Когда парикмахер кончил свое дело, Виктор вскочил, радуясь, что сейчас избавится от соседства Коропки. Мельком глянул на себя в зеркало, на этот раз одобрительно, так как из зеркала на него смотрел теперь гладко выбритый, благообразный молодой человек.
