— Ну, пора, а то покупателя прозеваю, — сказал он, чтобы как-нибудь объяснить свою торопливость. Но Коропка тоже поспешил расплатиться и собрался уходить. Уж не намерен ли Милсдарь вступить с ним в разговор с глазу на глаз? Похоже было на то. Выйдя из парикмахерской, Коропка стал догонять удалявшегося Виктора.
Первым побуждением Виктора было решительно от него отделаться. Он мог бы помчаться так быстро, что и олень бы его не догнал. Но это только укрепит подозрения Коропки, и старик станет болтать тут и там: «А знаете, милсдарь, встретил я у парикмахера Доманевского, но он от меня улизнул — скрывается, видно». Разнесется это по Харбину и может дойти до японцев. А ведь неизвестно, сколько времени ему, Виктору, придется еще оставаться в городе.
Рассудив так, Виктор после нескольких минут форсированного марша замедлил шаг и даже постоял немного перед памятником напротив собора. Высеченная на камне надпись гласила, что некий Катаров воюя в рядах непобедимой императорской армии под командой дивизионного генерала Яманита, пал смертью храбрых под Халхин-Голом в бою с коммунистами. Генерал и японские солдаты поставили этот памятник русскому товарищу по оружию.
Виктора поразила дата: двадцать третье июня тысяча девятьсот тридцать девятого года. Значит, в тот самый день, когда он хоронил убитую мать и ставил березовый крест на ее могиле какой-то русский эмигрант погиб во время разбойничьей авантюры, затеянной «непобедимой императорской армией».
Ему очень хотелось плюнуть на эту мемориальную доску. Можно ненавидеть большевиков, но повести закоренелого врага против своих соотечественников, на завоевание своей родной страны — для этого нужно быть отпетым негодяем…
Пока он стоял тут, к нему подошел сзади Коропка. Он сделал вид, будто осматривает собольи шкурки, и хотел даже их потрогать, но тут Волчок залаял на него. Коропка отскочил в сторону и уже издали попросил:
— Охотник, придержите-ка свою собаку!
— А что вам нужно?
— Соболя у вас больно хороши. Можно поглядеть?
— Глядите, только они уже проданы.
Видя, что Виктор успокоил собаку, Коропка опять подошел — так же сзади — и стал перебирать шкурки, любовно поглаживая шелковистый серо-белый мех с черной полосой посредине.
— Ну как, нагляделись?
На это Коропка сказал по-польски, тихо и укоризненно:
— Как тебе не стыдно, Витек! Не доверяешь мне, твоему воспитателю, который учил тебя от первого класса до последнего!
— Пан учитель, это не от недоверия. Дело в том, что я — меченый. Вы слышали, что на меня свалилось?
