Ю шевельнулся, застонал. Тогда Ван набросился на него и растерзал на куски.
Потом снова стал над убитой тигрицей, свесив большую голову.
Через некоторое время, потревоженный каким-то донесшимся издалека звуком, он оглянулся.
С горы за рекой на него смотрел, приставив ладонь к глазам, высокий молодой человек с ружьем и собакой.
Было солнечное морозное утро. В прозрачной синеватой дали ослепительно белели, искрясь на солнце, снежные вершины. Скованная льдом Муданьцзян уходила от них на север открытой снежной дорогой, и над ней, словно изваяния деда-мороза, стояли в белых шубах серо-зеленые ели. На деревьях стучали дятлы, где-то свистели рябчики.
Виктор шел по замерзшей реке — эта дорога была и легче и во всех отношениях безопаснее, если только быть внимательным и обходить «окна». Со дна реки кое-где били источники, и над ними лед был тонехонек, очень хрупок — легко было провалиться, тем более что снежный покров мешал что-либо заметить. Примечать такие опасные «окна» во льду можно только по одному признаку: прибрежные кусты в таких местах бывают густо покрыты инеем. Помня это, Виктор держался берега и, поглядывая на кусты, быстро шел вниз по реке. В бараньем полушубке, сибирском малахае, в валенках до колен, с сумкой за плечами, к которой были приторочены собольи шкурки, он выглядел сейчас настоящим сибиряком — Иваном Кузьмичом Потаповым, двадцати двух лет, из села Борисовки, как сказано было в паспорте, спрятанном у него на груди в кожаном мешочке.
Все — и одежду и документ — он получил в фанзе Третьего Ю. Ашихэ сказала, что это прислал друг, который ждет его в Харбине. Надо только позвонить ему по телефону — номер 44–03 — и сказать: «Это я, Потапов. Отец прислал меха для Петра Фомича». И Петр Фомич назначит ему свидание, поможет перебраться в Центральный Китай, в порт, а оттуда он уедет в Польшу.
— И что же ты будешь делать там, на родине?
— Гожусь я только для работы в лесу. Но там в лесничие не возьмут без диплома, без специального образования, а у меня и то, чему учили в гимназии, все из головы улетучилось. Я совсем одичал.
— Знаешь что… — начала было Ашихэ, но, встретив его доверчивый и немного мечтательный взгляд, только пододвинула ему блюдо с беличьим жарким: — Ешь.
— Ты что-то хотела сказать.
— Нет, ничего. Подкрепись, дорога будет трудная, Вэй-ту, очень трудная.
— Ну, самое тяжелое позади.
— Будь готов ко всяким неожиданностям. Ты узнаешь много горького и страшного. Но, думаю, Петр Фомич тебе поможет.
