Были среди охотников люди, которые опасались появляться в городе и поручали другим сбывать свой товар. В тайге, даже и тогда, когда тигры бесятся, справляя свои свадьбы, все же безопаснее, чем в соседстве с японцами, которые каждому усмехаются из-под черных усиков угодливо, как парикмахер, но проявляют удивительное проворство, когда дело идет о том, чтобы начисто сбрить голову с плеч.
Кого-нибудь из таких охотников Третий Ю всегда на праздник приглашал к себе.
— Ночи тигров будут в этом году страшны, как никогда, — предостерегал он гостя. — Так вместе нам будет спокойнее. Моя жена уж постарается, чтобы ты у нас не голодал.
В этих словах Третьего Ю слышалась и нотка превосходства женатого человека, у которого в доме есть добрая хозяйка-жена, ухаживающая за ним, и важность человека, занимающего высокий пост: два года назад, когда в лесное море пришло много людей, спасавшихся от преследования, они основали сян — лесную общину и единогласно выбрали Третьего Ю старшим — чжангуйды.
С тех пор в тайге над горной рекой Муданьцзян от перевала до польской могилы, на территории примерно в три тысячи квадратных километров, единственным законом для двухсот семи человек было слово старого Ю.
И люди очень серьезно, с большой тревогой выслушивали сообщение Ю, что «ночи тигров» в этом году будут опаснее предыдущих, так как из Кореи пришло несколько спугнутых оттуда тигров, тигрята их уже подросли, а среди этих молодых есть бесхвостый Ван, который теперь уже может состязаться со старыми тиграми и несомненно станет Да Ваном, Великим Владыкой — таково было общее мнение.
Да, это был тигр невиданных размеров, великолепный, хотя и калека — у него осталось только полхвоста. Бесхвостого уже знали охотники, искатели золота и те, кто ходит за женьшенем, за целебными травами, за грибом му-эр, и те кто обжигает уголь в тайге, — словом, все. Не раз случалось людям разминуться с ним на лесных тропах. Он пристально смотрел на них своими бирюзовыми глазами с другого берега, когда они приходили к реке по воду или купаться. По ночам он кружил около их костров, и, услышав его рычание, они спешили подбросить в костер дров, чтобы пламя вспыхнуло ярче, и искры с треском взлетали под самые кроны деревьев.
Люди были благодарны Вану за то, что он не вредит им, не причиняет убытков. Иной раз, правда, сожрет какую-нибудь дичь, попавшую в капкан или подстреленную из самопала, но на это обижаться нельзя. Тайга всех кормит, и кто первый поспел, тот и прав. Другие тигры на его месте делали бы больше вреда, таскали бы добычу охотников из всех капканов и сетей, а этот — нет. «Бесхвостый» не гнался за чужим, не был падок на легкую добычу, и его за это уважали. Например, никто не видел, чтобы он, как другие тигры, шел вслед за волками — они ведь проворнее и скорее хватают добычу, охотясь дружной стаей. Не залегал он и поблизости от барса, подстерегающего добычу на дереве или на скале над тропой косуль. Словом, Бесхвостый не имел обыкновения приходить на готовенькое и не отбирал добычу у других.
