— Людоедом он не станет, — утверждал Ю. — Во всяком случае, не скоро. Разве что в старости, да и то в глубокой старости.
Собеседник Ю в знак согласия кивал головой и, покуривая трубку величиной с чашечку желудя с тонким чубуком, сентенциозно изрекал:
— Да, когда бог стареет, то и дьявол бога греет.
Или другую пословицу насчет жестокой старости, которой все подвластно: и боги, и люди, и муравей, и тигр. Тигр в старости спускается с гор в долины, поближе к деревням и поселкам, начинает уносить скот и, раз преодолев отвращение к человеческому мясу, больше не брезгает им, охотится уже потом специально за человеком. А у человека и ноги не так быстры, как у оленя, и слух не так тонок, как у косули, и нет того чутья, что у кабана, и ни клыков ему не дала природа, ни когтей. Он слабее всех, он самая легкая добыча.
— В старые времена, — рассказывал Ю, — жил в тайге один большой тигр, настоящий Да Ван, с божественными знаками на голове. Возможно, он был дед Бесхвостого — очень уж они похожи. Так этот дед в молодости людей не обижал. А когда у него от старости кровь в жилах свернулась и лапы ослабели, он спустился с гор в Шуаньбао и стал людей пожирать — выбирал их, как огородник выбирает с гряд репу или лук. И все больше женщин — видно, они ему по вкусу пришлись. Съел он тогда и бабку моей Ашихэ, и учителя, как только тот приехал в деревню, на другой же день. И после этого никто не хотел ехать в Шуаньбао учить детей.
В этом месте рассказа, если Ашихэ была тут же, следовал вопрос:
— Верно я говорю, Ашихэ?
Она подтверждала:
— Я-то не помню, мала еще была, но мать рассказывала то же, что и ты, слово в слово.
И Ю продолжал:
— Приехали из русской деревни, из-под Ханьдаохэцзы, охотники за тиграми, хорошие охотники. Да Ван двоих растерзал, а третьего мигом загнал в дупло — даже непонятно было, как этот человек мог пролезть в такое небольшое отверстие. Вылезть он потом никак не мог, пришлось его оттуда вырубать. Словом, от этого тигра не было спасения, и все жители Шуаньбао ушли в горы. Шли, взывали к небу и били в барабаны, в котлы, в оловянные миски, пока не дошли до того старого мяо над нами, посреди седловины. Там они принесли столько жертв, что Да Ван ушел на гору Байтоушань, а там дух его перешел в другое тело.
Когда Ашихэ в фанзе не было, Ю кончал рассказ совсем иначе:
— Дух Дракона повернулся тогда на другой бок, и земля тряслась, и его горячее дыхание носилось над Байтоушанем, и небесно-голубое озеро на вершине той белоглавой горы закипело, его святые воды полились в реку Сунгари, а река Сунгари, как тебе известно, — это цветок лотоса.
