К началу нашего повествования жена корчмаря умерла; старший сын, воспитание которого взял на себя его дядя-доминиканец, успешно окончил духовную семинарию и был назначен полковым капелланом в Лиму[6]. Басилио остался совсем один в корчме; лишь к ночи с горного пастбища возвращался меньшой сын, тупой и молчаливый паренек, который со смертью матери и вовсе поглупел, — как известно, физически слабые дети дольше нормальных питаются материнским молоком, а нравственно слабые существа не могут жить без ласки и неустанной заботы матери — их нежного ангела-хранителя на земле.
Было прекрасное декабрьское утро. Перед входом в харчевню на простой каменной скамье сидел дядюшка Басилио, согбенный годами, немощный старик, вместе со своим приятелем дядюшкой Бернардо, неунывающим и жизнерадостным богатырем. Неподалеку, прислонившись к охапке хвороста, полулежал худощавый юноша в охотничьем костюме: коротких штанах грубого сукна, гетрах и надевающейся через голову куртке с карманами, которые заменяют сумку: туда кладут ломоть хлеба и мелкую дичь. Бледное красивое лицо молодого охотника выражало природный ум с хитринкой, но в жестком взгляде таились лукавство и лживость, а во всем облике не было и следа искренней веселости, присущей людям в этой возрасте. Рядом с ним лежало охотничье ружье и стояла островерхая, покрытая зеленой фланелью клетка с приманной птицей.
Царило молчание, нарушаемое лишь песней ветра, зовущей и нежной, как голубиное воркованье. Тщетно старался ветер расшевелить прямые, негнущиеся стебли травы или найти отзвук в соседних горных вершинах. Вокруг корчмы спокойно и самодовольно прохаживались куры; они то складывали, то вновь веером распускали пышные хвосты и так близко подходили, что задевали ноги хозяина и гостя. Время от времени петух поднимал увенчанную гребнем голову и, откинувшись назад, бросал в воздух звонкое «кукареку», точно призывая прохожих заглянуть в харчевню. Кот, любитель уюта, выбрав на завалинке, в затишье от ветра, уголок, залитый солнцем, свернулся клубочком; он сладко подремывал, жмурясь и искоса бросая лукавый взгляд на воробьев, которые, подобно беднякам, питающимся крохами с богатого стола, подбирали остатки куриного корма.
Солнце щедро дарило радость и тихий покой сердцу; мысли невольно стремились ввысь, в ослепительное безоблачное небо, а вся природа изливала такое блаженство, что хотелось воскликнуть: «Боже, до чего хороша жизнь, когда все в ней подчиняется тебе, как своему началу и концу!»
