Прежде чем молодые отправились в опочивальню, тетка Мегера отвела дочь в сторонку и сказала:
— Как останешься наедине с мужем, закрой покрепче двери и окна да заткни все дыры и щели, кроме замочной скважины. Потом возьми оливковую ветку, окропленную святой водой, и постегай как следует своего благоверного, пока я не скажу «довольно»! Такой уж обряд положен по закону на каждой свадьбе, а означает он, что в спальне верховодит жена, а не муж. Последуй моему совету, и увидишь, как упрочится твоя власть.
Панфила впервые в жизни послушалась матери и исполнила все, как велела ей хитрющая старуха. Завидя в руках своей дражайшей половины оливковую ветвь, новоиспеченный супруг со всех ног пустился наутек. Но так как двери и окна были заперты, а дыры и щели плотно заткнуты и не оставалось другого выхода, кроме замочной скважины, то именно туда он и бросился и прошел сквозь нее, точно через широкие ворота.
Как уже догадался читатель, — а теща и ранее того заподозрила, — был этот белокурый, розовощекий красавчик с хорошо подвешенным языком не кто иной, как сам дьявол. Поймав тетку Мегеру на слове, то бишь — на проклятье, он вознамерился вкусить всех благ и наслаждений супружеской жизни, а затем утащить жену «ко всем чертям» и таким образом совершить благодеяние, о котором тщетно молят его столько мужей.
Но, хоть молва и говорит, будто наш герой парень не промах, с тещей Мегерой он дал маху. (Да, к слову сказать, не одна эта теща даст черту сто очков вперед!)
Едва лишь его милость пролез в замочную скважину, благословляя судьбу, по обыкновению в трудную минуту указавшую ему лазейку, как очутился в бутылке, которую предусмотрительная теща подставила с другой стороны двери. Поймав черта, тетка Мегера тут же плотно закупорила бутылку.
Зять смиренно и подобострастно просил и умолял тещу отпустить его на волю. Он извивался и пресмыкался перед ней, как только мог, убеждал и доказывал, что это произвол, насилие над правами человека и попрание конституции. Но тетку Мегеру не так-то легко было умаслить или пронять сладкими речами да разглагольствованиями, а брань у нее и вовсе на вороту не висла.
Взяла тетка Мегера бутылку с драгоценным содержимым и отправилась в горы. Где пешком, где ползком, бодро-весело добралась Мегера до самой высокой скалы, голой и дикой, и водрузила на ней заместо гребня бутылку. А потом пошла восвояси, на прощанье погрозив зятю кулаком.
Пробыл его милость там десять лет. Эх, что это были за годы, сеньоры! Мир как сыр в масле катался. Каждый делал свое дело и не совал носа в чужие. За десять лет никто не пожелал ни чужого места, ни чужой жены, ни чужих денег. Слово «грабеж» исчезло из обихода. Мечи и копья заржавели и покрылись плесенью, порох весь употребили на шутихи, тюрьмы опустели. И даже безумцы стали только тихопомешанными. Словом, сеньоры, в это золотое десятилетие не случилось ничего потрясающего, за исключением одного небольшого, но прискорбного события: все адвокаты и судебные крючки онемели и перемерли с голоду.
