И тут будто сила какая-то, строго говоря, неостановимая сорвала меня с места, я только и успела ей крикнуть на бегу:
— Не смей! Стыдиться не смей! Сын же!.. Я скоро! Ты меня жди! Я мигом!
И рванула за дверь, чуть не столкнулась нос к носу с Таисией Петровной, только и прошипела ей на лету: — У-у!.. Бюрократка казенная!.. — и вниз по лестнице, на улицу, и все бегом, бегом, той же дорогой, что утром с комбината, только в обратном направлении.
Пробегаю мимо Дома культуры, успела увидеть, как сама себе подмигиваю с фото на газетной витрине, а ведь за Алькиной бедой я про свою начисто забыла! И только мелькнуло в голове, как пожарная лампочка красная мигающая: опровержение! опровержение! опровержение! — и уже совсем до первого производственного корпуса добежала, как навстречу мне с той же газетой проклятой в руке и с улыбочкой своей полунасмешливой во все лицо — Гошка; конечно же, кому еще мне на пути в самой неподходящей ситуации попадаться!
— Семен! — кричит еще издали и газетой над головой размахивает. — Тоня!
А я — ноль внимания, несусь мимо на третьей космической скорости.
Только настырнее его человека нет во всем мире, припустился следом на своих ходулях семимильных, я — пять шагов, он — один.
— Ты куда? Ты газету сегодняшнюю видела?..
Я молчу, сдерживаюсь. Только наперед знаю: надолго моей железной выдержки не хватит.
— Да ты хоть прочитала статью-то? Куда ты бежишь?
Тут она и лопнула, моя выдержка.
— Уйди! — кричу и еще кулаком размахиваю перед его носом. — Все ты! Кто тебя просил? Кто дал право?! Уйди, я за себя не ручаюсь!..
Он даже опешил, даже шаг назад сделал, а я наступаю на него, машу кулаком, хоть мне ему и до груди не дотянуться, такой он длинный и нескладный, жердь полосатая!
— У-у!.. Ненавижу! — кричу ему снизу вверх, задрав голову. — И не смей больше ко мне подходить! Я тебя не знаю, ты меня не знаешь! Еще раз подкатишься — пеняй на себя! — И уже вслух его обругала от всего сердца: — Верста коломенская!
Изловчилась, прыгнула вверх, схватила газету, которую он держал над головой, и — бегом, бегом от него к административному.
А он, чувствую спиной, стоит окаменело и смотрит мне вслед, ничего не соображая. И вдруг мне его даже стало жалко, хоть он вполне свое заслужил!
Но эти мысли я продумать до конца не успела, взлетая одним духом на третий этаж, в директорскую приемную, а там очередища дожидается, по стульям вдоль всех стенок товарищи сидят и молчат.
Я — прямо к двери кабинета, берусь за ручку, но тут наперерез мне бросается секретарша, Валя Цветкова — я уже упоминала про нее, — Алькина соседка по койке, наманикюренная вся и в мини-юбке в обтяжку, а ведь, что характерно, из ткачих вышла из обыкновенных, как все наши девочки, — Валька мне наперерез кидается, расставленными руками дверь защищает.
