— Приема нет! — говорит своим служебным голосом. — Запишитесь на понедельник.
— Валька! — говорю. — Валька, это же я!
— По какому вопросу? — спрашивает она по привычке, как автомат, что на вокзале справки дает, но потом все-таки узнала меня, и глаза у нее ожили, потеряли официальную строгость. — А, Семен… Тебе чего?
— Я к Макарычу, — говорю и киваю на дверь. — Мне позарез нужно!
— А что? — спрашивает она с любопытством. — Видишь, очередь какая!
И тут я на секретность перехожу, шепчемся с ней, сойдясь лбами:
— У Альки ребенок!
— У Альки! — И глаза у нее до невообразимости на лоб полезли. — У моей Альки?! — И скороговоркой, прямо как на пишущей машинке своей отстукала: — Чей? Когда? Откуда ты знаешь? От кого? Ты видела?
— Покрыто мраком, — говорю. — Садик нужен. Немедленно. Один Макарыч может.
— Шум будет… — шепчет в неуверенности Валентина, оглядываясь на очередь, но потом решается: — Ладно, иди, только сначала покричи на меня понахальнее. — И сама опять на официальность перешла: — Я вам говорю, товарищ, приема нет. Ждите до понедельника.
И я тоже голос меняю на визгливый:
— А мне срочно, может быть! У меня время не казенное! Кому делать нечего, пусть дожидается, а я от станка! — И дверь на себя, влетаю в кабинет.
И уже из-за двери слышу, как очередь загудела с возмущением, а Валентина ее к порядку призывает:
— Спокойно, товарищи! Соблюдайте тишину!..
А в кабинете, огромном до необъятности, кремовые, нашего производства, шелковые шторы приспущенные создают уют и прохладу, и табаком «Золотое руно» сладко пахнет: Иван Макарович, наш директор, трубку курит и, когда по цехам проходит, еще долго вслед ему медовым дымком попахивает.
— В чем дело, товарищ? — говорит он от дальнего стола, а на столе перед ним рука протезная в черной перчатке лежит — руку ему миной на фронте оторвало. — В чем дело?
А я вдруг всю свою смелость разом, строго говоря, потеряла.
— Долго молчать будем? — говорит директор с нетерпеливостью. — И покороче, у меня дела. — А что света яркого не переносит — опять же после фронта: контузия.
А перед ним, по эту сторону стола, в кожаных пузатых креслах сидят двое — главный наш инженер, женщина, Татьяна Алексеевна, и предзавкома, опять женщина, со смешной фамилией Неходько, Муза Андреевна.
— Да ты что, воды в рот набрал? — уже сердится директор. — Подойди поближе.
А в кабинете и вправду от штор темновато, вот он меня и не узнал, за парня принял, мой стиль «гамен» сработал, надо же!
