— То-то и оно, что время-то идет, уже рожать не сегодня-завтра! — гнет та свою линию. — Она и уехала к тетке своей дальней, в Петушки… а тетка одинокая, муж на фронте убитый, ни детей у нее, ни внуков. Вот Алевтинин сыночек ей заместо родного-то и стал, у себя оставила, когда Алька в город уехала, на завод… А тут она, тетка-то, и заболей на прошлой неделе, в больницу положили. Куда парня-то девать? К матери, не миновать, больше некуда…
Алька ничего не говорит, а мальчишка знай себе спит, сопелкой своей сладенько посапывает, и я от него глаз не могу оторвать, до того симпатичненький.
— Не знаю, — говорит Таисия, но уже не так категорично. — Только порядок — дело святое, никому нарушать не дадено… — И Альке, глядя мимо нее: — Так что решай этот вопрос сама, а я не имею права его тут держать… мое дело маленькое. — И пошла, не попрощавшись, из комнаты.
И тут у Альки из глаз наконец выкатились те две слезищи запоздалые и текут по ее лицу, которого, строго говоря, нет красивее на всем комбинате, и — сквозь слезы эти:
— Куда я с ним теперь? У меня концерт вечером! И в ночную идти! И вообще крест на себе поставить — на работе, на самодеятельности? Точку?!
И с такой это она болью недоброй выкрикнула, что я даже возмутилась.
— Что ты, Алька? — говорю я ей. — Как ты можешь такие слова! Он же твой кровный, родной, как ты можешь!
— Мой… — тише, но опять с болью сказала она. — То-то и оно, что мой… то-то и оно, что теперь все для меня кончено…
А эта тетка, от греха подальше, подбирает с пола свою корзину плетеную и говорит:
— Что ж, Алевтина… пойду я, пожалуй, а то как бы машины колхозные с рынка не ушли без меня, а до рынка до вашего опять же когда еще доберусь?..
И пошла к дверям, обернулась на пороге:
— Он мальчишка смирный, покойный, он к тебе быстро привыкнет, родная кровь как-никак… — и ушла.
А мы с Алькой долго молчали.
— Как его зовут-то, строго говоря? — не удержалась я наконец.
— Роберт… — говорит Алька. — Робик. — И тут она поднимает в упор на меня глаза и спрашивает: — Осуждаешь, да?..
— Что ты, Алька! — замахала я на нее руками. — Что ты!..
— Куда я с ним теперь?.. — задает она неизвестно кому вопрос.
— В садик, — говорю я, — куда же еще? Ему сколько?
— Три с половиной, — отвечает Алька и вдруг заторопилась, будто боится, что ее перебьют и не дадут досказать до конца: — В садик-то очереди надо дожидаться, да и то по личному распоряжению директора… И позор! На доске Почета вишу, с ансамблем за границу ездила, в анкете писала: детей нет, а тут… стыдно-то, стыдно!..
