— Правильно Шарше сказал: пускай бай сам пасет свои стада!
— Посмотрим, как он наденет чокои, возьмет посох и будет ходить за овцами.
— Если бай нанимает батрака — должен выделить в отаре его долю.
— Успокойтесь, граждане, — уполномоченный поднял руку. — Вы шумите, как испуганное стадо.
Когда шум немного стих, уполномоченный, размахивая руками, продолжал:
— Пастух Самтыр не племянник бая, это обездоленный батрак. Я предлагаю заставить Киизбая расплатиться с батраком. И если он хочет иметь пастуха, пусть заключит договор с товарищем Самтыром.
— Правильно!
— Пусть бай даст Самтыру коня!
— Пусть оденет!
— Прошли те времена, когда у пастуха не было ничего, кроме посоха!
— А предложение, чтобы бай сам пас свои стада?! — не унимался Шарше.
— Я не боюсь пасти скот, приобретенный честным трудом, — злобно сказал Киизбай, ожидавший худшего. Голос его звучал уже смелее и громче. — Чокои Самтыра тоже сделаны из шкуры моего собственного бычка, посох срезан с дерева наших родных гор моим топором. Скот мой, я его не украл, его дал мне аллах. Пасти свой собственный скот мне не будет стыдно, народ мой!
Бай хотел казаться покорным, делал вид, что готов на всякую уступку, но его душил гнев.
«Никакого договора с работником», — думал он. И мучило его, что не может он высказать это вслух и должен хлопать глазами, как охотник, из рук которого навсегда улетела ловчая птица.
Полдень. В аиле замерло всякое движение. Под палящим солнцем млеет все живое. Из-за поворота дороги, ведущей к верхнему аилу, показалась группа всадников. Когда верховые подъехали поближе, жители узнали Саадата, Осмона, Курмана и Сапарбая. С ними важно, чуть покачиваясь в такт движению коня, ехал незнакомец. Уздечки, нагрудник, подхвостник — вся сбруя его лошади была украшена серебром, по обе стороны к седлу были приторочены ковровые переметные сумы. Всадники остановились у большой юрты в центре аила. Хозяйка сказала невестке:
— Наверное, гости к нам приехали. Расстели на полу колделен.
Невестка встала, звякнув серебряными подвесками на длинных косах, и проворно взялась за дело, ступая легко, как кошка.
Верховые спешились. Курман принял коня у незнакомца. Саадат сам открыл дверь, приглашая гостя войти первым в юрту.
Байбиче встретила их приветливо:
— Заходите, милые, заходите.
Невестка стала рядом со свекровью, ее тонкие губы едва шевельнулись… Видимо, она всегда так здоровалась с гостями. Черные глаза ее чуть заметно улыбались. Новый спутник Саадата, увидев хорошенькую келин, напыжился еще больше, неестественно поднял голову и, нахмурив брови, уставился на тюндук. Саадат услужливо показал ему на почетное место:
