Общесистемные исследования и «чисто инженерный подход»
26 апреля 1986 г. застало Институт атомной энергии в довольно странной позиции, когда с одобрения директора Института, с его полной поддержкой первый заместитель занимался общесистемными исследованиями по структуре атомной энергетики, которые мало интересовали Министерство. Эта деятельность шла исключительно на поддержке А.П. Александрова, и Институт приобретал к ней вкус. Из нее можно было выбирать правильность тех или иных технических решений. Одновременно мне удалось создать лабораторию мер безопасности, которая сопоставительно с другими видами энергетики оценивала различные опасности атомной энергетики. Впервые появились специалисты, которые смотрели на атомную энергетику как на систему, все элементы которой должны быть равно экономичными, равно надежными, и, в зависимости от размера того или иною элемента системы, его качества в целом, система атомной энергетики могла быть более или менее оптимальной. Мне всегда казалось, что это правильный подход. Понять, какая доля энергии должна в форме ядерной энергии даваться стране, затем посмотреть, какого качества энергию нужно замещать ядерными источниками, посмотреть, в каких регионах это сделать наиболее целесообразно, и после этого сформулировать требования к аппаратам, которые могли бы наиболее оптимальным образом соответствовать тем задачам, которые вытекали из топливно-энергетического баланса страны, и выбрать соответствующие аппараты, уже над ними работать инженерным образом так, чтобы они отвечали всем международным критериям безопасности.
Сейчас снова возобладал чисто инженерный подход, где просто сравниваются аппарат с аппаратом; каждый специалист, который придумал какое-нибудь усовершенствование либо что-то принципиально новое, доказывает его преимущество – единой системы оценки критериев нет. Последние месяцы я оказался без работы, связанной с общесистемными исследованиями, характер которой я сформулировал выше, – и что там происходит сейчас, мне трудно сказать.
«Атомная энергетика с некоторой неизбежностью шла к такому тяжелому событию»
Н.И. Рыжков в своем выступлении на заседании 14 июля сказал, что ему кажется, что авария на ЧАЭС была не случайной, что атомная энергетика с некоторой неизбежностью шла к такому тяжелому событию. Тогда меня эти слова поразили своей точностью, хотя сам я не был в состоянии так эту оценку сформулировать. Я вспомнил случай, например, на Кольской атомной станции, когда в главный трубопровод по сварному шву, вместо того чтобы правильно осуществить сварку, сварщики заложили просто электрод, слегка его приварив сверху. Могла быть страшная авария, разрыв большого трубопровода, авария ВВЭРовского аппарата с полной потерей теплоносителя, с расплавлением активной зоны и т. д. Хорошо, что персонал, как мне говорил бывший тогда директором Кольской АЭС А.П. Волков, был вышколен, был внимательным и точным, потому что свищ, который обнаружил оператор, и в микроскоп не увидишь. Помещение шумное, звуковых сигналов тоже можно было не услышать – тем не менее оператор был настолько внимателен, что заметил аномалию на основном сварном шве; начались разбирательства, выяснили, что это просто халтурно заварен трубопровод. Стали смотреть документацию, там были все нужные подписи: и сварщика, что он качественно сварил шов, и гамма-дефектоскописта, который проверил этот шов – шов, которого не существовало в природе. Все это было сделано во имя производительности труда. Такая халтура просто поразила наше воображение. Потом проверяли на многих станциях эти же участки, и не везде было все благополучно. Частые свищи ответственных коммуникаций, плохо работающие задвижки, выходящие из строя каналы реакторов РБМК – все это каждый год происходило. Десятилетние разговоры о тренажерах, которые все успешнее и в большем количестве и лучшего качества ставились на Западе и которых мы не имели в Советском Союзе, пятилетние, по крайней мере, разговоры о создании системы диагностики состояния оборудования, – и ничего этого не делалось. Вспоминалось, что качество инженеров и другого персонала, эксплуатирующего атомную станцию, постепенно понижалось. Все, кто был на стройках АЭС, поражался возможности работать на таких ответственных объектах как на самой халтурной стройке. Все это, как отдельные эпизоды, было у нас в головах, но когда Н.И. Рыжков сказал, что атомная энергетика шла к этому, то перед моими глазами встала вся эта картина.
