— Мы на минутку, можно? Пиво не будем, нам только посмотреть.
— Смотрите, мне не жалко. Можете даже сфотографироваться на память, это бесплатно. Вам удовольствие, мне реклама.
Он вернулся за свой верстак, понимая, что добыча уже на крючке. Кроме «Лиззи» тут было еще на что посмотреть. Мальчишки издали восторженные вопли, достали дорогие на вид пады, сверили настройки, потом осторожно пошли по праздничной преисподней, выбирая место для фотографии то с одним уродом его коллекции, то с другим. Увлекательнейшее занятие, если не знать истории некоторых из его моделей.
Ганса он отправил на отливку шаблона почти сразу, тот удачно стоял столбом, пока Гретель совал палец в рот «Лиззи» и хихикал. Потом они собрались поменяться местами, но у Гретель что-то случилось с телефоном, выражение его лица стало страдальческим.
— Перезагрузи, — посоветовал Ганс.
— Я перезагрузил, — тот хлопал ресницами, сдерживая досаду. — Может, переохладился?
— Или перегрелся.
Пришлось встать и помочь их горю. На его руку с насадками они посмотрели крайне уважительно, дали отнести телефон на верстак без лишних слов, нависли по бокам от его головы, пока он вскрывал внутренности смешной машинки. Пад действительно перегрелся, но тут же пришел в норму и сделал снимок, как положено было конструкцией.
— Спасибо, — застенчиво шепнул ему слева Гретель.
— Большое спасибо, — эхом повторил Ганс справа.
— Вы нам нравитесь.
— Мы таких еще не встречали.
— Если бы таких было много…
Они говорили уже одновременно, приблизив губы к ушным раковинам, каждый со своей стороны, и у Мо по затылку внезапно прошла волна мурашек, собравшая кожу черепа в складки и заложившая уши. От необычности ощущений он замер, пока голоса продолжали шептать ему что-то уже совсем неразборчивое, но не менее важное.
— Хотя бы двое…
— Каждый такой же добрый…
— Отзывчивый…
— Хороший…
Через секунду чувство блаженного раскола стало иррационально физическим, как и ощущение, что мурашками покрылся весь мозг. Он видел их толстыми иглами, широкими, серыми, тупыми, колючими, неудержимо растущими сквозь кожу, и, наконец, голова лопнула, как артишок. Зрение стало туннельным, сузилось до пятака перед глазами, остальное залило молочно-белым туманом. Это было не больно, это было приятно, сопротивляться голосам не было сил и желания. Он пустил струйку слюны на стол и упал лицом вниз, в облачное поле.
— Примитив, — гримасничая, сказал Тед, забирая свой пад со стола и стирая с него слюну тряпкой. — Или эпилептик, или конченый асмрщик и давно сидит на аудионаркоте.
