На самом первом суде стало понятно, что дело принимает форму массового психоза. Женщина – инспектор из органов опеки, которая только что в коридоре отстраненно наблюдала за переговорами сторон, в зале суда неожиданно сорвалась с места, с напуганным видом вытащила из своей сумки пачку каких-то непрошитых бумаг и словно олимпийский факел поднесла судье, оправдываясь и причитая: «Ответчик прислал, просил передать… Вот».
– Что это? – поморщилась судья, взяла пачку и стала листать подсунутые бумаги. – Какая-то переписка в интернете, фотографии… – перечисляла судья и наконец, брезгливо фыркнув, вернула пачку обратно. Затем, обращаясь к представителям Проценко, судья строго заявила:
– Если ваш доверитель желает предоставить суду доказательства, как-то компрометирующие истицу, пускай сделает это официально, ходатайствуя в судебном заседании в установленном порядке, а не так, – судья бросила взгляд на успевшую покраснеть женщину-инспектора. Та, невольно попавшая в переплет, теперь, суетясь, запихивала пачку бумаг обратно в сумку. – Использовать для этого нейтральную сторону из органов опеки недопустимо, а бумажки из интернета надо еще проверить, – сказала судья и перелистнула страницы в деле. Представители Проценко поджали губы и начали о чем-то перешептываться. – …А далее суд изучит и оценит представленные доказательства. Имели ли они место в реальности? Ведь интернет-страницы легко можно подделать, – судья подняла взгляд на меня, – может, истица в глаза всего этого не видела!
Адвокаты моего мужа вскочили с места, чтобы представить ходатайство о передаче дела в Новороссийск по подсудности, предъявив справки о регистрации Ромы и Ксюши по одному из адресов Новороссийска. Что такое «подсудность», я тогда еще не знала, и в заседании столкнулась с этим понятием впервые.
Намного позже моя подруга из Италии Марианна Гринь, с которой мы познакомились благодаря блогу Ольги Слуцкер, скажет: «То, что сделал твой муж, давно известная на Западе “шопинг-юрисдикция”». Мать четверых детей с дипломом международного юриста в Гарварде имела в виду, что судебное рассмотрение переходит по месту пребывания ответчика, там, где ему проще решить вопрос в суде.
Итак, картина начала проясняться. Рома заранее продумал все. Он прописал себя и ребенка в Новороссийске, не спросив моего согласия, а возможно, даже его подделав. Перед этим он обманным путем сплавил меня на остров Бали, и, готовя свой переезд в Новороссийск, продал наш совместный бизнес – небольшой магазинчик с украшениями из Непала и Тибета. Затем забрал все мои, а также Ксюшины вещи и вместе с документами вывез из квартиры. В отличие от меня, Рома отлично знал юриспруденцию и то, что по закону один из супругов не может заявить о краже имущества, равно как и похитить ребенка. Поэтому бояться ему было нечего. Закон позволял совершить все это абсолютно безнаказанно. Оставался лишь вопрос – почему? Почему он так сделал? За что Рома мстит мне? Что послужило отправной точкой? Пока я думала об этом днем и ночью, рассматривая тысячи версий, мой муж, пользуясь преимуществом и выигранным у меня временем, сделал «ход конем» и поставил мне шах, бомбардируя органы опеки в Питере, Новороссийске и еще черт знает какие инстанции своими заявлениями, содержащими гнусную клевету на меня. Он явно вторил Геббельсу, который как-то сказал: «Чем страшнее ложь, тем охотнее в нее верят».
