А 8‑го, в день Выпотрошенной Свиньи я прошел по тому самому переходу на улице Горького за пять минут до взрыва. Несмотря на зной, покрывающий кожу плесенью, в моих руках оказался советский зонтик… Кто должен быть повешен, тот не сгорит, и не будет повешен, пока ему не надоест.
Мой нежный Jailbait — родимое пятно величиной с юбилейный рубль, мы не увидимся, я знаю, тебя здесь нет. Но я хочу рассказывать специальные волшебные истории, которые должна знать только ты, потому что я не должен выходить, мне нельзя удаляться от дома так быстро.
* * *
До следующего злодеяния. Удалил слишком длинные волосы пинцетом мадам Жаклин, вчера я удалил мадам Жаклин (без родителей не приходи), она делала слова, (вон из класса) будто не успевшая вылезти из электрички рыба (дрянь такая) свои пузыри. Что в данной ситуации принято говорить: «Имей в виду, от тех, ради кого ты жертвуешь нашими отношениями, благодарности не дождешься». Шарики прокалываю. Итак, мне это надоело, что я решил проколоть самый большой шар. Не лягу в гроб без веточки сирени.
Потом, сужая пинцетом брови — вторая молодость, бэби долл, я почувствовал стыд от бездействия. Съел четыре сливы, вымыл чашку, полюбовался, как ложится фонарный свет в прорезь между портьерами на шоколадные доски пола (ради этого я свернул ковёр еще на закате) и сел за стол, первый и последний письменный стол в жизни душегуба.
Уши и губы не окрашены кровью. Падает снег. Cade la neve. Ты не придешь сегодня вечером. Invano aspettero. Губы и уши инфанты бескровны. Они пахнут обёртками мятных конфет. Такие обёртки валяются на полу подвала и пыльных досках чердака, где пляшут в солнечном луче пылинки. Кругом привязанной к столбу инфанты. «Я не божественная роза, я не левкой, я не сирень, я только скромная мимоза…» Инфанты быстро устают на солнце, поэтому покорно дают уводить себя в сумерки и прохладу удаленных от людского любопытства помещений, где нам никто не помешает. Падает снег. Остывает ужин. Падает из ладони фантик, с хрустом сдавленный в ней. Еще кайбаски?
Мы смотрели «Невесту Франкенштейна». Инфанта устала сидеть, согнув ноги в коленях, и виновато улыбаясь, протянула их над ковром. В углу горела лампа. Ей должны были объяснить в школе, что смотреть телевизор в темной комнате вредно для зрения.
* * *
Дальше… А дальше вот что. «Все, что мне надо, это помечтать» — уговаривают нараспев два высоких, будто из гнезда, голоса. Everly Brothers. Легче спрятать еврейку от гестапо, чем от радио ЭфЭм. Братья Еврейли. Эркацетли. Потерялся Семён. Мебель без М. Cream on, little dreamer, cream on. Фокусы испорченных неоновых икон. «Ашипки», «очепятки» — все как на последних страницах газет, где рядом с юмористическим отделом печатали сообщения о маниаках, поставленных к стенке за вечный зов других инфант. По слухам, прежде чем шлёпнуть проклятого богом и людьми дядю из настоящего ствола, в галерею смерти пускают маленькую девочку в карнавальной маске, и она нажимает курок игрушечного ружьеца. «Пиф-паф» — Ольга Шоберова в «Лимонадном Джо».
