Оброчный кочет.
Наброски, мысли… опять наброски. Давно задуманная новелла «Эмбрион». Рождество эмбриона. Её сюжет известен мне давно, я только не знаю, с чего начать. Сейчас ночь. Другая половина ночи. Ночь, caro b. Caro beat, mi piace tanto, sei forte perche hai portanto oltre alia miisica de i bellisimi colon chi danno una nota di allegria in questo mondo pieno di nebbia. Pero se i ragazzi chi non se lavano, quelli chi scappano di case e altri chi se drogano e dimen ticano Dio (в данном случае, это смягчённый намек на содомитов) fanno parte del tuo mondo o'cambio il nome, o'presto finirai.
… Это все была петрушка. А теперь о серьезном. Я — убийца детей. Шнуровальщик, «пум», подтягиватель гольфов. Крючник сонных котиков, совсем еще недавно п'ясивших яженки и кайбаски. Температуру крови маниака должен показывать не ртутный столб, а гольфы на икрах Ольги Jailbait. Цвета заварного крема. Иногда в зарослях дрока попадается брошенный градусник, неосторожно прижатый кем-то к груди. У меня жар, я болен, мне нужно, понимаете, нужно! Перед тем, как испорченный термометр кладут в деревянный футляр, ему меняют гольфы. Иногда крючник опережает людей с носилками и успевает полюбоваться мёртвой девочкой. Кончилась песня, но мелодия медлит. Она была святая. Есть особый час, когда демоны полудня превращают пропавшего ребенка в доступную куклу, прежде чем придут взрослые и твёрдо заявят: «Это не игрушка, это труп». «Это градусник, градусник», — поправил бы их больной, но он слишком испуган вороньими чертами крючника и не слишком скоро появится там, где его спугнули.
У Сержа Гензбура месье Капуста убивает шампунёз (мойщицу голов в парикмахерской Макса) Мэри Лу огнетушителем — бьёт, пока не умрет, потом хоронит в пене. «Мэри Лу покоится под снегом» — эта тема в исполнении оркестра Поля Мориа сопровождала прогноз погоды. В Ташкенте, где исчезают дети, она одна, а в Минске, где дети тоже пропадают, совсем другая… Но я фанат Средневековья. Домосед. Ненавижу «заграницу» и доволен местным пляжем, местной рощей, сегодняшним пивом «своего» (потому что он в двух шагах) пивзавода, и руинами кабаков, где завсегдатаи знали друг друга, и аутсайдер не мог скрыть, что он чужак.
Я пел только в этих банкетных залах, загорал только на этом песке, и солнце скрывалось только за этим горизонтом. Из Москвы я выехал 13‑го. В 13-ом вагоне, на 13-ом месте. Приблизительно тогда же заговорили о подводном гробе с названием «Курск». Я проезжал Курск 13‑го в 23 часа.
