— Да это я еду по студенческому билету, — вмешался наш сосед. — И, кстати, вот он.
По прибытии в Москву я проэскортировал Мишу до посольства Нидерландов и простился, договорившись встретиться в шесть часов у входа в ЦДЛ. Ни в шесть, ни в шесть пятнадцать его, разумеется, не было. Но в шесть тридцать оказался жив. Теперь нам оставалось только проникнуть в ЦДЛ…
Со своих «проводов» Миша меня прогнал — мне хотелось пить и разглагольствовать, а ему — декламировать и солировать. Он ни за что не позволил бы себе подобного хамства, не полагай — как, впрочем, и все мы, — что прощаемся навеки. Тогдашняя эмиграция и впрямь была равнозначна смерти — психологической смерти, во всяком случае. Лет через двенадцать у меня дома раздался телефонный звонок.
— Узнаёшь, Топоров?
— Конечно, Витя, я тебя узнал.
— Какой там Витя! Это я! Миша Генделев! Я вчера прилетел из Израиля!
— А я принял тебя за Ширали. Впрочем, ты всегда ему подражал.
— Надо было мне отсутствовать двенадцать лет, чтобы ты встретил меня очередной гадостью!
— А чего ты ждал? Ладно, проветрись тут пару дней, стряхни палестинскую пыль, потом свидимся.
Через пару дней он позвонил.
— Давай сходим куда-нибудь в ресторан.
— Ну давай.
— Где встретимся?
— В четыре у «Сайгона».
В четыре мы встретились у «Сайгона», на тот момент в очередной раз навсегда закрытого. Было воскресенье. На дворе стоял голодноватый 1991-й. Миша прибыл с какой-то малоочаровательной особой лет сорока, под которую со всегдашним остервенением подбивал клинья. Жена бросила его по прибытии на историческую родину — русская, разумеется, жена.
— Ты заказал столик?
Я посмотрел на него как на сумасшедшего. И сказал только одно слово. Мишину даму, впрочем, не смутившее.
— Так куда же мы пойдем?
— Куда пустят.
Перейдя через Невский, мы очутились в грязном шалмане «Застолье», в котором не раз бывали и ранее. Ничего не изменилось в этом шалмане во времена «кооперации» — разве что блюд стало меньше, а гонору больше. Про цены не знаю — платил израильский гость.
— У вас есть черная икра? — обратился он к официантке.
— И красной тоже нет.
— А какая рыбка?
— Никакой.
— Мяско?
— Борщ и шницель.
— Вот-вот, — вмешался я. — Нам того и другого. Три раза.
— А что у вас пьют?
— Что принесут с собой, то и пьют.
— А от вашего стола?
— Водка по сорок.
— Две, — снова вмешался я.
— А хотя бы селедочка?..
Официантка, не удостоив Мишу ответом, удалилась. Подала хлеб, водку. Мы выпили. Потом подала борщ. В горшочках. Чуть теплый.
