— Это безобразие, — возмутился Миша. — Подогреть!
— Но только твой, — вставил я.
Официантка унесла Мишин горшочек.
— Ты хоть понимаешь, что она в него самое меньшее плюнет?
К горшочку — как раз в таких он когда-то и варил жженку — Миша в конце концов даже не притронулся. Что же до водки, то она была теплой и разбавленной, но хотя бы не паленой. Правда, паленую тогда почти не делали, да и спирт «Рояль» еще не вывел из строя проверенные змеевики.
Время стояло странное. Еще один гость из Израиля, нажравшись в номере «Астории» и захотев бабу, вышел в поисках таковой на пятачок перед гостиницей в домашних шлепанцах. Постовой обратил на это внимание заморского гостя и попросил за беспокойство двести долларов (ровно столько же, сколько забрал у Генделева в Нью-Йорке двухметровый негр). Расплатившись с постовым, гражданин Израиля безропотно вернулся в номер: его уже обслужили по полной программе.
Поэтический вечер Генделева в ВТО вел Кривулин. Он попросил публику задавать вопросы, предупредив, однако, что спрашивать надо только о литературе.
— А что вы заканчивали? — таков был первый вопрос.
— Сангиг, — ответил поэт.
— Ну и как котируется в Израиле диплом Санитарно-гигиенического?..
В Израиле Миша как поэт раскрылся — и заслуживает как минимум уважения. Но интереснее другое: милый, обаятельный, взбалмошный, поразительно глупый человек, он там, сохраняя прежнюю безалаберность, резко поумнел — в политическом плане по меньшей мере — и теперь в спорах со своими никуда дальше Пярну в годы застоя не выезжавшими однокашниками-либералами и космополитами расправляется играючи. А наезжая в Москву, задирает Ципко, поддакивает Кургиняну и курирует предвыборную подготовку «Яблока». Правда, так и не сумев передать этому политическому объединению свою с немалым трудом обретенную вменяемость.
Вменяемость — но не в бытовом плане. Пару лет назад мы решили устроить прогулку по Неве на речном трамвайчике, принадлежавшем на тот момент Интерьерному театру Беляка. Прогулка вопреки моим ожиданиям состоялась, но не вполне: Генделев накупил закусок, но забыл купить водку. А выяснилось это, уже когда мы плыли под Дворцовым мостом. Беляк в юности переплыл Неву на пари, но на этот раз мы его за водкой не снарядили. Выпили уже на мансарде Интерьерного театра.
У Генделева был инсульт, и с тех пор его перекошенная физиономия может служить вывеской нашего поколения — вывеской над «Сайгоном» по меньшей мере. Своего панического оптимизма он, однако же, не утрачивает.
