Рядом играли в карты, за спиной храпели, где-то впереди переговаривались, бормоча однообразно одно и то же, голоса, казалось, замышляли заговор. В этот раз Юля заснула под привычный ей аккомпанемент звуков, составленный из шарканья ног, восклицаний игроков, пьяных выкриков, вздохов, щелканья карт, детского плача и рева электромоторов. Ей приснился сон: большая красивая птица опускается на нее откуда-то сверху, окутывает мягкими-мягкими пушистыми, как небесная вата, крыльями. Согревает ее.
Над степной равниной легла ночь. Тишина пронзила снега, и они застыли, оцепенев, и медленно во сне вспоминалось строка за строкой ее любимое четверостишие: «Золотистого меда струя из кувшина текла… Так тягуче и долго, что молвить хозяйка успела… Здесь в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла… Мы совсем не скучаем… (И здесь даже во сне Юля в который раз попыталась себе представить следующую строку. Как это может быть, чтобы она…) И через плечо поглядела…» Ах, как красиво! Как красиво! И обняла нежно эту сказочную птицу, вжавшись в серебристый, мягкий пух, забыв обо всем на свете…
Приехала она в полвторого ночи. Зашла в буфет ресторана, купила килограмм сосисок и две шоколадки. Приезжая на Узловую, Юля каждый раз устраивала себе и Алику маленькие праздники.
Ключ у нее был свой. Алик дал ей специально сделанный дубликат, о котором Клавдия Титовна не догадывалась.
Обыкновенно Клавдия Титовна ложилась рано, и Юля, «преступно» открыв дверь потайным ключом, проникала в полутемную прихожую. В этот раз она вошла, как всегда, тихо, подождала, чтобы глаза привыкли к темноте, проскользнула длинный коридор, мимо двери Клавдии Титовны (здесь было самое опасное место — дощечка на паркете, которая предательски скрипела), и вошла в комнату Алика. Он сидел за столом, подобрав под себя ноги в шерстяных носках. Даже отсюда, от двери, было видно, что у него на щеках недельная щетина. Алик, покусывая кончик фломастера, смотрел в сложенные стопочкой бумаги. Это был тот самый детектив, который заказал ему «толстый журнал». (Алик работал не первые день и ночь). Он исправлял ту роковую ошибку, которую совершил почти десять лет назад. Да, он стал производить впечатление человека, который сначала делает ошибки, а потом их исправляет.
Алик был из интеллигентной семьи. Мама его знала несколько языков и преподавала когда-то в университете, в Куйбышеве. Ни ей, ни отцу не удалось убедить сына, чтобы тот не ехал учиться на Узловую. Отец работал тогда в местном куйбышевском партийном аппарате, и Алику не стоило бы большого труда поступить в университет у себя дома. Но тяга к перемене мест, желание утвердиться взяли верх, и он уехал на Узловую. Золотая медаль и разностороннее воспитание, которое дали ему родители, а особенно мама, которая нанимала и перенанимала репетиторов, позволили ему поступить в текстильный без особого труда. Он был горд, что не сделал так, как хотели родители. Переполненный собственной самостоятельностью, он вернулся домой и сразу же стал сомневаться. Это было в характере Алика. Совершив что-то, он тут же начинал сомневаться, мучил себя и окружающих и через несколько дней уже ничего не понимал: правильно сделал или нет. Алика залихорадило.
