Верность | страница 42
В тот же вечер Брикснис зашел к Межалацису, и Дарта поставила на стол кувшин сбереженного еще с Янова дня пива. Пиво отстоялось и было крепким. Мужчины выпили, поговорили о хозяйственных делах. Брикснис собирался послезавтра в Таурене — на рынок, кроме того, он хотел еще подыскать себе сапоги — он увлекался ловлей раков, а в этом году они в Мелнупите ловились совсем неплохо.
— Я теперь не жалуюсь, — начал хвастаться Брикснис, опрокинув стакан пенящегося пива. — Сам себе хозяин. Если этот молокосос думает, что насолил мне — снял с бригадиров, то сильно ошибается. Мне это на руку.
— Ой, — сказала Дарта, подавая на стол ужин, — какой от них прок, от должностей этих? Одна маета. Куда лучше, когда никто не трогает тебя.
Она знала, что Брикснис страшно зол на председателя за то, что тот поставил вместо него другого, да к тому же еще мальчишку. «Чего ты, пьянчуга, разоряешься, — думала она про себя, — да разве я не знаю тебя? Рейнголд, тот хоть сам вместе с бригадой до седьмого пота ворочает, а ты все в буфете отсиживался». Но сказала Дарта другое — не станет же она с соседом ссориться.
Межалацис выпил пиво и принялся за еду.
А Брикснис продолжал возмущаться:
— Что же это, в конце концов, за колхозный счет личные дома ремонтируют? Мой Эгон говорит, что так делать нельзя. Приятельские отношения это — вот что. То ли эта Гоба подмазаться сумела, или у него какие-то свои расчеты. Была бы помоложе, то можно было бы подумать… хе-хе-хе!
— Будет тебе болтать! — прикрикнула на него Дарта, усмехнувшись.
— Это ему так не сойдет, — не унимался Брикснис. — Кто он, в конце концов, такой? Откуда взялся? Разбазарит все! Известно, чужого добра не жалко… — Он протянул пустой стакан. — Налей, если в кувшине еще осталось.
Седьмая глава
В открытое окно льется дыхание ночи. Трудно разобрать, чем пахнет, — ноготками, белыми флоксами, или желтыми бархатцами, или укропом и зреющими яблоками. А может, это запах далекого ветра.
Виолите уже уснула. Инга долго лежит в темноте и смотрит на черное небо, где мерцают бесчисленные золотые пылинки. Но она не думает о звездах и планетах. Она внимательно слушает разговор, который доносится из-за тонкой дощатой перегородки. Они говорят уже целый час. Слышны только мужские голоса. Мария ушла спать. Они говорят тихо, только временами забываются и начинают спорить в полный голос. Особенно Силабриедис — его бас прошибет любую стену.
— Я совсем не против, — говорит он. — Разве найдется человек, который не хочет света. Только думаю, что больно трудно это будет.
