Только много позже я поняла: он знал, что его предали. Предали царские офицеры, бросив в лагерь для военнопленных, предали братья-легионеры, оставив беспомощного на поле боя, тем самым обрекая на виселицу, предали социал-демократические главари, которые, ступая по лужам рабочей крови, тянули его в Народный дом[14], предал Масарик[15], чье правление началось с расстрела голодных людей.
Как сегодня, слышу я папин покорный, горький голос — в полумраке кухни он декламирует стихи Горы. Я притулилась в уголке, меня знобит, меня угнетает, что взрослые смотрят на все так скептически.
Что это — родина?
Страна, где все владеют всем.
Но за семью горами, за семью реками
Ее бесполезно искать.
Моя детская душа бунтует, не хочет верить, что все можно купить и продать за деньги. А как же тогда любовь? Мой жизненный опыт совсем иной, я люблю все, что меня окружает: лампу, стол, папу и маму, маленького братца, тучи и луну, — и, будь у меня кошка, счастье мое стало бы полным.
И вновь меня подхватывает, уносит настойчивый, гнетуще-печальный голос.
Но и это не самое страшное.
Самое страшное,
когда твой голодный, несчастный брат
страждет вершины, страждет вечного праздника,
где тысяча пляшет на голове миллиона,
он хочет царствовать и хозяйской ногой
на шею твою наступить
[16].
Мне ужасно хочется, чтобы папа зажег лампу — при свете с меня свалилась бы каменная глыба, не дающая мне дышать. Страдаю, жду, пока отец вздохнет и умолкнет и я вырвусь из тисков тяжелых слов. Я еще не знаю, что папу предаст и самый его любимый поэт…
Ключик к папиной душе я нашла совсем случайно. Не помню, сколько мне было лет, помню только — в школу я еще не ходила. Папа собирался на предновогодний вечер, и меня страшно удивило, что подарки там раздает не Дед Мороз, а люди сами дарят подарки друг другу. Мне это казалось бессмысленным.
— Но генералу ты ведь не можешь послать какую-нибудь чепуховину, — рассудила мама.
— Генералом он стал недавно.
— Давно или недавно, все равно, сейчас-то он генерал.
— Для меня он такой же брат, как и все наши.
— Еще бы! Так то для тебя. А сам он небось давно позабыл, как вы вместе грызли сухие корки.
— Нет уж, кто-кто, только не он, на него это непохоже!
— Ну, как хочешь, а только я их хорошо знаю. Может, купишь ему портсигар?
— Лучше какую-нибудь забавную вещицу.
— Забавную? Скажи на милость, что еще за шутки с генералом?
— Так ведь он же братишка.
В конце концов родители договорились. Мама купила отличный серебряный портсигар и даже отдала выгравировать монограмму генерала. Я благоговейно наблюдала, как папа заворачивает блестящую вещицу, к которой я даже прикоснуться не смела, в тонкую папиросную бумагу.
