Павел, словно спеша наверстать потерянное время, целые дни проводил наблюдения за Ганимедом, пытаясь заранее составить нужное впечатление, проверить, подходит ли он для посадки. Но спутник, похоже, имел характер своего грозного властителя и, хотя не прятался, как тот, за атмосферу, не слишком раскрывался.
— Венерианский вариант? — словно бы сочувственно подкалывал Витя. Весельчак, непоседа и шутник, он не упускал случая, когда можно было кого-нибудь поддеть. А Павел словно сам лез в ловушку.
— Оптику нам подсунули, чтоб ей сгореть, — попытался он доказать юноше, что в своих неудачах не виноват.
Но разве Витя мог пропустить такой момент? Тут же предложил:
— Может, фильтр подать, Павел Константинович?
Бурмаков расхохотался. Ему понравилось, что шутку насчет фильтра, возникшую в начале полета и забытую за последними заботами, вспомнили снова.
Обычно горячий, въедливый, Гуща на этот раз отмахнулся от насмешек. Его сейчас больше беспокоило, что представляет из себя Ганимед, соответствует ли прежним и довольно приблизительным данным, добытым астрономами в наблюдениях с Земли.
А тем временем расстояние сокращалось, и на Ганимед направили разведывательные зонды. Павел был вынужден отложить собственные исследования и заняться материалами, доставленными автоматическими станциями. Не все земные аппараты вернулись. Часть погибла, не успев подать о себе вести, некоторые передали один-два снимка, сигналы. Но уцелевшие свою задачу выполнили.
Казалось бы, столько всего видели космонавты за это путешествие, а все равно с интересом и волнением рассматривали фотографии представителя многочисленной юпитерианской свиты. На поверхности Ганимеда было неспокойно. Он словно злился, что люди посмели потревожить его сон. Один автомат показал, как рушились колонии похожих на большие кристаллы торосов, как на эти бессистемные нагромождения, прорвавшись откуда-то из глубины, наползало похожее на магму серое месиво. Второй аппарат ухватил фотообъективом извержение газового аммиачного фонтана — он стремительно взлетал вверх и, мгновенно замерзая, спадал вниз белым снегом.
— Бр-р, — поежился Бурмаков от этого зрелища.
— Вам еще хочется на Ганимед? — посмеиваясь над реакцией капитана на морозный пейзаж, спросил Павел.
— Упаси бог, не туда сядешь — засосет. Как трясина. Вместе со «Скакунком», — Бурмаков округлил глаза, но было это более наигранным, чем серьезным.
И когда Гуща спросил, обязательно ли опускаться, он сразу подхватил:
