В тот вечер, когда был отправлен плотокараван, папа пришел из конторы бледный и грустный.
— Сегодня мне что-то очень нездоровится. Придется, видно, послушаться врача и взять отпуск. Жаль только, что разболелся я не вовремя — на очереди отправка еще одного плотокаравана. Но ничего не поделаешь.
Отец заметил, что мне невесело, и спросил:
— Что с тобой?
Но я промолчал: так было обидно, так было обидно, что не пришлось даже увидеть, как плот отправляли! А отец заговорил о прогулке, о которой мы всю зиму мечтали по вечерам.
Отец все же догадался, что я сердился на свою болезнь, и сказал:
— Не унывай, сынок! Тебе только десять лет, жизнь у тебя вся впереди, успеешь, поплаваешь по морям и океанам, а по Каме и Волге уж обязательно!
Мне стало немного веселее, и я крепко обнял отца.
Через неделю он взял отпуск. Мы — папа, мама и я — оставили бабушку домовничать и, взвалив на плечи рюкзаки, отправились в путь. Ромчик, конечно, дома не остался. Склонив голову на бок, тщательно обнюхивая землю, он с деловитым видом бежал впереди. Порой останавливался, дожидаясь нас, а дождавшись, снова мчался дальше.
— Хороший пес, если разобраться, — смеясь, сказал папа, глядя на Ромчика. — На самом деле, Роман Полканыч за последнее время перестал проказничать. А что до его собачьей верности, то она просто удивительна. Ведь твой пес, Гринька, предан тебе, как говорится, и душой и телом.
Через час мы подошли к речушке и решили сделать привал. Чтобы нас не жгли лучи июльского солнца, папа натянул на колышки свою фронтовую плащ-палатку. Мама занялась заготовкой хвороста для костра, а я побежал с чайником к речке за водой. Высунув язык, Ромчик семенил за мной по пятам. Подбежав к речушке, он стал жадно лакать прозрачную воду, виляя коротким хвостом.
— Гав! Гав! — лаял Ромчик и глядел на меня так, словно хотел сказать: «Пей! Пей же!»
— Хороша речная вода, Ромчик?
— Гав! Гав! Гав!
— Ну и я попробую!
Весело потрескивал костер. Посвистывал и тяжело вздыхал медный походный чайник. Отец, напившись чаю, заснул. Потом уснула и мама. А мне спать совсем не хотелось. Я слушал стрекотание беспокойных кузнечиков, разглядывал небо, по которому кружевами вились облака. Роман Полканыч зорко следил за каждым моим движением, точно боялся, что я уйду куда-нибудь без него.
— Давай, Ромчик, побегаем по лугу немножко, — крикнул я и побежал к лесу.
Не знаю, далеко ли мы убежали бы в тот час, если бы не черная змея, на которую я наступил босой ногой (я снял башмаки у костра, чтобы легче бежать). Холодная, как лед, и скользкая, точно мыло, змея поднялась на своем коротком хвосте и впилась в меня зелеными немигающими глазками. Я точно прирос к земле.
