— Ну чего тут мудрить-то? Давай пиши. — И Витька начинает диктовать: — «Добрый день… или добрый вечер… дорогая мама! Я живу хорошо, чего и тебе желаю…»
Витька говорит складно и совсем не то, что мне надо. Но, что именно нужно мне, я и сам не знаю.
— Ладно, погоди, я сам… — машу я рукой.
— Отстань, стрикулист! — вдруг обрушивается на Витьку бабка. — Не мешай человеку. Нахватал небось в письме-то что ни есть…
Витька от неожиданного нападения хлопает глазами и невнятно бормочет:
— А я что… я написал…
— Ну и беги во двор да регочи там, ровно жеребенок, — отчитывает бабка.
И Витька, состроив мне рожу, скрывается.
Старуха подходит к столу, некоторое время смотрит на мой пустой лист, а потом советует:
— Ты, сынок, пиши что знаешь. Мать — она все как есть поймет.
И опять отходит к печке, гремит там посудой.
Я решительно обмакнул перо и принялся писать:
«Здравствуй, дорогая мама! Я живу хорошо, чего и тебе желаю…»
Потом написал о том, как ходили на рыбалку, за грибами. Хотел описать происшествие с тачанкой, но решил не расстраивать маму.
Довольно быстро справился с письмом, поставил подпись, а в самом низу приписал:
«Обязательно пришли ответ, а то мне без тебя очень скучно».
— Чудная эта бабка, правда? — хихикает Витька, когда я, покончив с письмом, разыскал его в кустах на реке.
Я не отвечаю, так как ничего чудного в старой женщине не нахожу. Витька по-своему понимает мое молчание и пускается в рассуждения.
— Чего удивительного! В школе не училась и нигде дальше своей деревни не была. На поезде ни разу не ездила, — Витька пожимает плечачми, — понимаешь, ни разу. А самолета, наверное, и в глаза не видала. Во тоска, правда?
Жить в деревне на одном и том же месте в течение года, трех, десяти… Это, должно быть, и правда, не весело. Но мне вовсе не смешно. Мне, наоборот, очень жалко бабку Аграфену.
— Спишь, что ли? — спрашивает Витька.
И я снова не отвечаю.
Сквозь дремоту слышу, как изредка всплескивает волна на реке, монотонно шумит вода у плотины. Солнышко пригревает спину, и я проваливаюсь в сон…
Проспал я час или два, но до самого вечера ходил словно сонная муха. Разморило меня, и я никак не мог отогнать мрачное настроение. Только к концу дня разошелся и почувствовал себя снова бодрым.
Потихоньку подкрадывается к мельнице теплый летний вечер. Вытягиваются, удлиняются тени лип и сосен, от реки сильнее слышится запах водорослей и лилий.
Я сижу на крыльце. Отсюда так хорошо смотреть на реку, на плотину, на мельницу, на заречные луга, на небо! Я вижу, как Витька набрал плоских камешков и бросает их, заставляя рикошетом скользить по поверхности реки. Мне нравится и то, что он делает, и то, как на воде один за одним появляются маленькие всплески, которые потом расходятся все большими и большими кругами. Но самому мне не хочется шевелиться.
