Саенков вернул в торбу бутерброд, вытащил очки и уткнулся в газету.
Чингиз присел на нары, откинулся к стене, прикрыл глаза. Давно он не напивался. А вообще-то он не так уж и пьян, даже трезв, можно сказать. Интересно, когда его отсюда выпустят? Хорошо, что до общежития идти всего ничего — перейти Садовую, и дома… Мысли его вернулись к разговору с Хирургом… Чингиз действительно не имел никаких сведений о дяде Курбане. Знал, что тот уехал в Баку, с полгода назад. Вернулся, нет — Чингиз и понятия не имел. Он как-то сторонился своего именитого в определенных кругах родственника. Да и тот не тянулся к Чингизу, оставил его в покое после одного давнишнего крупного разговора. И мать строго наказала, чтобы Чингиз не якшался с дядей без особой надобности, особенно за это ратовал отец Чингиза — Григорий Джасоев, известный на Кавказе детский врач. Лично к Чингизу суровый дядя Курбан относился с какой-то сдержанной доброжелательностью. А раскусив, что племянник не очень к нему тянется, вовсе перестал о себе напоминать. Жил он в Ленинграде давно, женился на русской женщине — кстати, очень доброй и славной, но ужасно боявшейся своего сурового мужа. Одно время дядя работал на винном заводе «Самтрест», потом ушел. А куда ушел, никто не знал. Потом вдруг прошел слух, что он проявил себя в теневой жизни рынка, вроде «крестного отца». Оценить влияние дяди в этом мире Чингизу помог один незначительный эпизод. Однажды на Кузнечном рынке Чингиз повздорил с продавцом-азербайджанцем, парнем наглым и грубым. Но и Чингиз не овечка, особенно если почитает себя оскорбленным. Слово за слово, парень перескочил через прилавок и готов был к продолжению спора, сжимая в руке отвертку. В это мгновение к нему бросился здоровенный такой амбал и сказал по-азербайджански, что Чингиз — племянник Курбана-муаллима. Откуда он знал о родственных связях Чингиза, непонятно, да и вообще Чингиз мог поклясться, что впервые видел этого амбала… Задира торговец тут же сник, извинился перед Чингизом и смотрел в глаза взором преданной собаки — в такой трепет его вогнало сообщение.
— Ну?! Как тебе нравится эта параша?! Что пишут, а?! — прервал тишину камеры голос Саенкова. Он развернул газету поудобней и прочел вслух: — «Первый секретарь Компартии Казахстана Колбин провел гуманистическую акцию — бросил клич всем взяточникам добровольно вернуть нахапанные деньги. И они откликнулись — вернули более десяти миллионов…» — Саенков с изумлением посмотрел на Чингиза. — Ну? Как тебе это нравится? — и расхохотался. — Слушай, это твой человек, Колбин?! Что же ты не откликнулся? Небось сныкал свою фарцовую долю? От своего человека.
