— Ну, если вам, хирургу, не понять, — засмеялся Чингиз.
— В нормальном человеке гуляет пять литров крови, а у того баклана литров десять скопилось, не меньше.
— Баклана? Он что, тоже фарцовщик?
— Фарцует понемногу. Вот мне и завидует. — Саенков пошуровал в торбе, достал яблоко, протянул Чингизу. — Жуй, а то мне одному скучно.
— Успели прихватить. — Чингиз взял яблоко.
— А как же. Сухой запас всегда наготове. Служба такая, — засмеялся Саенков. — И тебе советую.
В камеру проник женский вопль, приглушенный стальной дверью.
— Ой, люди, люди… Не могу больше, — вопил голос. — Не давала я ему, хромой суке. Он меня и подставил.
Саенков резво вскочил, прильнул к фрамуге и крикнул:
— Заткнись, зараза! Лучше б дала. Перестань вопить, у меня кусок в горле застревает от твоего крика.
— Отдай мне парня, я его укачаю, — компанейски ответила деваха. Саенков вернулся на место.
— Нервы никуда не годятся. Не выношу женских воплей.
— Меня тоже из-за женского визга сюда привели. Из «Метрополя». Попалась одна, крикливая, — и Чингиз рассказал свою историю.
— Бывает, — кивнул Саенков. — Я из-за женского визга три раза переженивался. Вначале как-то привыкает ухо, а потом, как серпом по яйцам. Все им мало, все им подавай. И так вопят, придушить хочется. Слушай, я все собирался тебя спросить: что там случилось с твоим дядей?
Чингиз нахмурился, словно не мог припомнить, о ком речь.
— Ну, тот… Курбан-оглы, хозяин Кузнечного рынка. Я слышал, что его пристрелили.
— Понятия не имею, — ответил Чингиз. — Я с ним не общаюсь.
— Рассказывай сказки, — усмехнулся Саенков. — Такую «крышу» иметь и не пользоваться. Он же царь и бог на рынках был. Неужели его пристрелили? Или сами менты подстроили, слишком он им досаждал.
— Не думаю, — неохотно ответил Чингиз. — Если бы что случилось, я бы знал. У нас, кавказских людей, свои обычаи. Такие вещи сразу бы стали известны. Тем более мне. Хоть я и не общаюсь, но племянник.
— Я тоже думаю, что это — параша. Такого голыми руками не возьмешь, небось всех перекупил, у него в исполкоме есть рука волосатая, не говоря уж о главной ментовке… Что это у тебя? Газета?
— Дежурный дал, брюки поберечь. — Чингиз был рад прерванной теме, он неохотно шел на разговор о своем дяде, родном брате по линии матери, азербайджанки из Ленкорани, столицы цитрусов.
— Брюки поберечь? Не дежурный — отец родной, Венька-Венечка, — усмехнулся Саенков. — Чище нар, чем в КПЗ, нет на земле места. Высшей категории стерилизация. Видел, сколько клиентов в «тигрятнике»? А у нас тут — курорт, для избранных. Ну, что там пишут?
