Алексею показалось, что он ощущает язык, во рту появилась слюна. «А что, если я выживу?.. Вот сейчас кто-нибудь наткнется на меня, забредет в овраг корова или коза... пастух придет. Жаль, что на мне форма полицейского, но он должен подойти — человек умирает... подойдет, а я попрошу: «Помоги, брат, ошибка вышла...» Фиолетовые с желтыми обводами круги поплыли перед глазами. Насыпайко папрягся, стараясь шевельнуть рукой, и потерял сознание.
* * *
Его несли, прикрыв лицо Лешкиной фуфайкой. Он сразу узнал эту фуфайку, потому что помнил ее запах. Пахла она укропом, плесенью.
Фуфайкой этой накрывали кадушку с огурцами в зимние холода. «Вернулся, — обрадовался Насыпайко, — опомнился, иди-от... теперь буду жить, жить!..» В эту минуту он увидел загорелую Лешкину руку. Лешка взял фуфайку.
Нет, это не Лешкина рука. Фуфайку взял кто-то другой. Наверное, его поймали!.. Кажется, он кричит: «Смерть фашистам и предателям Родины!.. Смерть предателям!» Голос с хрипотцой, резкий. Это Лешка... Балда!.. Теперь все пропало!.. — Алексей шире открыл глаза, веки от напряжения задрожали, но он старался все рассмотреть, и опять понял Насыпайко, что лежит он на старом месте и нет рядом ни фуфайки, ни Лешки. Серая земля с прослойками глины перед глазами, вот и весь пейзаж. Чувствовалось, что время уже за полдень, солнце ушло в сторону, и свет в овраге потускнел.
«Хотя бы какая букашка проползла. Ни стебелька тебе, ни травинки... ну, и земля, серая, словно солдатская шинель... Лежал бы я сейчас на спине, смотрел в небо... Когда смотришь в небо, и умереть легче. Небо сейчас, наверное, синее, как глаза у Маши... Маша, я не предатель, не холуй! Так надо было!.. — Алексей передохнул. — Маша, слушай, я все тебе расскажу, я верю тебе, слушай! Ты чего отворачиваешься? — закричал он. — Я убил того негодяя потому, что он предатель, и убивать я его не хотел... Я все время думал, как спасти старика, а он кинулся ко мне, что ж, я должен был ждать, пока мне какая-то сволочь в лицо плюнет!.. — Он задохнулся, помолчал и заговорил спокойнее: — Лешка видел все, за это и убил меня, как собаку... — Маша стояла перед Насыпайко и непонимающим взглядом смотрела на него. — Ты мне не веришь?! Спроси у старика. Это я его предупредил. Его взяли потому, что он, спасая других, не успел уйти... Теперь ты поняла меня? Поняла? Или ты меня не слышишь?»
Маша по-прежнему смотрела на него непонимающе.
«Да у меня нет языка! — ужаснулся он. — Беги скорей за бумагой, беги! Я скоро умру, кто же расскажет правду?! Старика застрелили...»
