Для Суркова здешний редакторский пост не представлял особой ценности. Десятилетия спустя Алексей Александрович говорил мне, что умная и властная супруга Софья Антоновна во всю костерила его за то, что отдает «свой» журнал, но сам Сурков, по-моему, не очень об этом жалел — лишняя ноша с плеч! — и даже не понял, что получилось, как в басне: щуку бросили в реку!
«Огонек» не только был популярен, не только платил высокие гонорары, не только издавал в приложении собрания сочинений классиков, но еще и выпускал маленькие книжечки — «Библиотека «Огонька», вмещавшие то сборник стихов или рассказов, то даже целую повесть уже современных авторов.
Сурков мало этим интересовался, по большей части соглашаясь с кандидатурами, предлагаемыми Ступникером и Кудрейко, в чьей честности и неподкупности не сомневался, а потом Георгием Алексеевичем Ярцевым, дотоле работавшим в крупном издательстве и, возможно, не таким наивным идеалистом, как только что названные.
И надо отдать должное Софронову: только он понял, какую на всем этом можно делать политику — свою политику, старую политику — пусть и в изменившихся условиях.
Умилительно читать в некоторых нынешних статьях пламенные дифирамбы этому «многогранно талантливому человеку, оставившему яркий след в отечественной литературе» (что ж, по своему «ярок» и кровавый след!), чей журнал «вел гигантскую просветительскую работу» и «был могучим центром культуры».
Что правда, то правда: Софронов превратил журнал в «могучий центр» слегка потесненных в Союзе писателей «борцов с буржуазным космополитизмом», сохранивших, однако, прочные связи во влиятельных партийных структурах. Сам он пользовался покровительством целого ряда важных сановников — от недавно «взорлившего» и быстро обнаглевшего Полянского до несменяемого Суслова. И это только шутки шутил Анатолий Владимирович, когда при одном из поворотов партийной политики, принесшем деятелям его толка очередные преимущества, ернически изрек на каком-то собрании:
Долго в цепях нас держали,
Долго нас голод томил...
Нет, «черных дней», о которых говорится в песне далее, у них, собственно, и не бывало. Ну, малость заврутся, не уймут руки загребущие (аж родной партии огромные суммы по членским взносам не уплатят!), ну их слегка пожурят да и только, скажем, за то, что сам главный получит очень уж... выдающийся гонорар у себя в журнале. Свои же, понятные люди!
«Сие и монаси приемлют», — писалось на старинных винных чарках. Вот и какой-нибудь... да что я! — не какой-нибудь, а всемогущий помощник Суслова весьма небезвыгодно участвует в скандальном издании в приложении к «Огоньку» собрания сочинений Маяковского, «бесстрашно» составленном и откомментированном все в том же «боевом» духе 1949-1953 годов. «Броня крепка», как пелось в давней песне.
