Что было на веку... Странички воспоминаний | страница 69
Псевдопатриотический пафос Захарченко отчетливо проявился и в сборнике его стихов, временами приобретая уже какой-то пародийный характер. Так, среди обличений западных капиталистов можно было прочесть, что они — страшно подумать! — «нагим девицам за спиной народа (?!) дипломы раздавали за породу!». Ну, никаких сил промолчать не было! Написал я небольшую рецензию и поначалу думал напечатать ее «у себя», в «Огоньке». Однако Сурков, прочитав сие сочинение, вернул его мне со смешливым вопросом: «Что вы хотите этим сказать?» То ли связываться с этой шайкой не хотел, то ли вправду нарушала эта рецензия привычные «огоньковские» рамки, — Бог весть! Отнес я отвергнутую в «Новый мир». Там вроде к ней отнеслись потеплее, в особенности так называемый внутренний рецензент Владимир Борисович Келлер-Александров, близкий Твардовскому человек, но почему-то и здесь дело не сладилось. И только в «Литературной газете» Симонов, посоветовавшись со своим тогдашним заместителем Б.С. Рюриковым, отважился.
Другой, тоже характерный эпизод из числа моих «несогласий» с Сурковым произошел, когда умер Бунин. Я пошел к редактору и предложил все-таки попросить кого-нибудь вроде Федина написать небольшой некролог. «Все-таки» — потому что Иван Алексеевич числился «белоэмигрантом». Увы: Сурков не покинул «партийных позиций», — да не знаю, хватило бы ли духа и у Федина «прокукарекать» такое в пору, когда и слабенькой-то «оттепелью» едва повеяло. А ведь буквально через год-полтора тот же «Огонек» принялся издавать сочинения Бунина в качестве приложения!
Но, завершая рассказ об «Огоньке» и его главном редакторе этих лет, хочу повторить, что, как бы я ни «построжел» к Суркову (о чем легко судить, сравнивая мои статьи о нем разных лет), с какой-то грустью вижу я, как снующие на углу Пушкинской площади и Тверской люди и посетители местного «Макдоналдса» равнодушно и безучастно скользят глазами по памятной доске на доме, где жил поэт.
На последней страничке «Огонька» рядом с неизменным кроссвордом печатались всякие мелкие заметки, а внизу помещался список членов редколлегии во главе с главным, чья фамилия была выделена особой строкой.
И вот однажды приходит в редакцию якобы перепуганное и соболезнующее читательское письмо: что такое, дескать, случилось с Сурковым, почему он так ужасно изменился, судя по тридцать второй странице? Смотрим: ба-атюшки мои, а там в заметке про зоопарк большая фотография бегемота поставлена так, что прямо под ней стоят — и выглядят подписью к снимку — слова: «Главный редактор — А. Сурков».