Алексей Александрович и потом нередко просил меня заказать какую-нибудь рецензию тому или иному «космополиту». Опубликовал он и небольшой цикл опальной Ахматовой, к которой вообще относился с большим уважением и употребил весьма грубые слова в разговоре с главой писательской поликлиники, который вознамерился, было, отказать исключенной из Союза писателей Анне Андреевне в медицинской помощи.
Когда уже начался некоторый «отлив» грязной антикосмополит- ской кампании, разыгрался комический эпизод. Еще во время «прилива» некто П. Березов напечатал в журнале «Октябрь» откровенно злобную, изобиловавшую всевозможными подтасовками статью о стихах Агнии Барто, чьи герои, по уверению критика, это сплошные моральные уроды. Даже в ту пору этот опус был назван в печати заушательским. Березов разобиделся и выступил на пленуме с возражениями.
Свое выступление он построил так: зачитывает абзац или фразу из своего сочинения и патетически вопрошает: «Есть ли здесь заушательство?!» Неожиданно для оратора зал не безмолвствовал, а в каждом таком случае многоголосо отвечал: «Есть!»
Когда так повторилось несколько раз, Березов обратился к прези диуму с жалобой: «Они мне мешают говорить!»
Председательствовал Сурков, Он встал, с вежливейшим полупоклоном развел руками и самым невинным тоном произнес:
— Вы спрашиваете, — они отвечают!
Он явно сделал это с удовольствием. (К слову сказать, эта история достойна войти в учебники по ораторскому искусству как пример своеобразной ловушки, в которую может попасть оратор, прибегнувший к риторическим вопросам).
И уже совершенно незабываемое впечатление произвел на меня один разговор с Сурковым в феврале 1953 года, в самый разгар пресловутого дела врачей. Зачем-то я зашел к нему в кабинет, и Алексей Александрович в крайнем возбуждении сказал, что накануне вечером Константин Симонов, тогда главный редактор «Литературной газеты», показал ему статью, которую принес Анатолий Суров («драматург», за которого писали другие, ярый антисемит, один из главных организаторов космополитической кампании).
— Вы знаете, Андрей Михайлович, — сказал Сурков, — кажется, все начинается сначала: раскрытие псевдонимов и тому подобное... У меня иногда создается впечатление, что я живу на территории, оккупированной Геббельсом!
Вошел Борис Полевой, член редколлегии, Алексей Александрович и ему повторил все ранее сказанное, не исключая последней фразы.
Немногие тогда решились бы произнести что-либо подобное!
